Лазинский Федор
Лазинский Федор. В 1769 сотрудничал в журнале «Ни то ни сио», где были напечатаны два его перевода с нем. языка: «Омар, восточная повесть» (23 мая. Л. 13. С. 97-103; англ. ориг. без назв.: The Idler. 1760. 22 March. N 101, автор - С. Джонсон) и рассказ Ж.-Ф. де Сен-Ламбера «Великодушие дикого человека» (30 мая. Л. 14. С. 105-108; первая публ. фр. ориг. под загл. «Aventure d’un jeune officier anglois chez les sauvages Abenakis», в дальнейшем печатался под загл. «L’Abenaki»). Служил в Сенате подканцеляристом (начальная дата службы не установлена) и решением от 6 июля 1772 был определен «в архивариусы в рассуждении, что должность сия требует людей рачительных и исправных для ободрения с чинами коллежских регистраторов» (РГАДА, ф. 286, кн. 573, л. 319 об., 323). По какой-то причине в короткое время был переведен секретарем в Витебскую провинцию Псковской губ., где, согласно рапорту в Герольдию от 19 мая 1774, «будучи при делах губернской канцелярии, утратил из казенной суммы несколько денег <...> вследствие чего по взыскании как с него, так и с виновных денег из губернии <был> исключен и с пашпортом отпущен в дом его» с сохранением чина (РГАДА, ф. 286, кн. 586, л. 873-874; кн. 588, л. 255 об.). Впосл. Л. служил в чине секретаря стряпчим уездного суда в г. Медынске Калужского наместничества (см.: Месяцеслов <...> за 1778 год. С. 267) и уездным стряпчим нижнего земского суда в г. Боровске того же наместничества (см.: Месяцеслов <...> за 1779 год. С. 239; Месяцеслов <...> за 1780 год. С. 237). Сведений о последующей службе не выявлено; предположительно он был уволен или вышел в отставку и обосновался в Орловской губ., где в нач. XIX в. проживала в с. Девяти Дубов Карачевского у. его вдова и где были внесены в дворянскую родословную книгу его сын (РГИА, ф. 1343, оп. 24, № 340), а позднее внук с детьми (см.: Алфавитный указатель <...> дворянских родов, внесенных в дворянскую родословную книгу Орловской губернии… [Орел, 1900]).
В 1780-х гг., после большого перерыва, Л. вернулся к литературным занятиям. Он перевел с нем. языка и напечатал двумя небольшими сборниками («Повести…», 1783; «Повести…», 1784) несколько рассказов из кн.: Historiе der Sultanin aus Persien und ihrer Veziere <...> in türkischer Sprache verfasset von Chec-Zadé: [Aus dem Franz.]. Leipzig, 1738 (или переизд.) (араб. ориг. «Сорок утр и вечеров» утрачен, на фр. язык было переведено с тур. пер. «Сорок визирей»). Затем вышла «Повесть дворянина T. L. Орлеанской провинции, писанная им самим о жизни деда, отца и своей» (М., 1786-1787. Ч. 1-4). Обозначенное на тит. листе как перевод с нем. языка, выполненный в Орле, это произведение является, несомненно, оригинальным сочинением самого Л., о чем свидетельствует полное отсутствие каких-либо специфических западноевроп. реалий и, в противоположность, наличие реалий рус. (напр., советы об организации труда крепостных - Ч. 1. С. 23-25, 34-37). Лат. инициалы в загл. обозначают имя и фамилию автора - Theodor Lasinsky, «Орлеанская провинция» подразумевает Орловское наместничество, а сама книга представляет любопытный образец рус. низовой мемуарной литературы XVIII в. Судьбы и злоключения персонажей воспроизводят с немалою, по-видимому, достоверностью основные вехи и события жизни реальных лиц, указанных в загл.; ряд исторических и географических реалий прозрачно зашифрован литерами (напр.: «государствованием А… I…» названо царствование Анны Иоанновны, «провинцией К.», куда поступает в службу герой, - Калужское наместничество и т. п.), и если некоторые не могут быть раскрыты, то лишь вследствие недостатка биографических подробностей о Л. Повествователь безыскусно рассказывает о запомнившихся и представляющихся ему яркими эпизодах неодинаковой значимости, не умея отделить существенное от малозначительного. Попутно излагаются всевозможные происшествия с др. лицами, приводятся поучения о ведении хозяйства, экзотический медицинский рецепт, наставления отца сыну и пр. разнородный материал, почерпнутый как из бытовых, устных, так и литературных источников. Эта пестрая и хаотически скомпонованная смесь порождена неумелой ориентацией на жанры с авантюрным сюжетом и обязательными вставными новеллами. Подлинные биографические факты сплетаются с вымыслом, не всегда с достаточной уверенностью распознаваемым даже посредством литературоведческого анализа, хотя во многих случаях и бесспорно выделяемым с его помощью. В частности, нет определенности в отношении ряда эпизодов, выдаваемых за действительные происшествия, случившиеся с персонажами «Повести», их знакомыми или в близлежащей местности, напр. рассказы о собаке, изобличившей убийцу (Ч. 1. С. 37-39), о служебной поездке автора в сопровождении переодетой мужчиною любовницы, по пути заболевшей, оставленной на попечение некоего старика и умершей, не дождавшись возвращения своего спутника (Ч. 2. С. 107-111). Очень вероятно наличие литературного источника у извлеченных якобы из фамильных бумаг Лазинских завещания деда и письма отчаявшегося беспутного сына (Ч. 1. С. 16-23), тем более что во втором из этих вызывающих сомнение документов приводится притча об усердном пахаре (Ч. 1. С. 19-20), представляющая вариант древнего международного сюжета «Куда тратятся деньги» (см.: Сравнительный указатель сюжетов: Восточнослав. сказка / Сост. Л. Г. Бараг и др. Л., 1979. № 921А и 921А**). Не вызывает сомнения литературный генезис рассказа автора о том, как его пронес в мешке в комнату полюбившейся ему девушки подкупленный им купец (Ч. 2. С. 90-93). Излагаемое отцом накануне его женитьбы «случившееся в <его> маленькую жизнь приключение» (Ч. 2. С. 59-66) представляет подборку нескольких литературных или фольклорных и, возможно, житейских историй о супружеских изменах и раздорах. На литературных и сказочных мотивах построен рассказ приятеля автора о своих странствиях и выпавших на его долю поворотах судьбы (Ч. 3. С. 14-30). Жизненные неудачи Д., как служебные, так и семейные, сообщили ему мрачное мироощущение, выражающееся, между прочим, в пристрастии к разного рода повествованиям о несчастиях, претерпеваемых и стойко переносимых людьми, и счастливом их исходе; в этих произведениях он находил духовную опору, убеждаясь, что его случай не исключительный, и проникаясь надеждой на будущее благополучие. К числу таких историй относятся: притча о разорившемся купеческом сыне, которому свалилось с дерева оставленное отцом богатство в тот самый момент, когда он готовился повеситься на суку (Ч. 1. С. 54-55); очищенный от мотивов христианского мученичества пересказ жития Евстафия Плакиды (Ч. 3. С. 33-49), Которое было широко известно по различным печатным и рукописным источникам (Минеи, «Пролог», «Римские деяния», «Великое зерцало»); древнеевр. притча о неисповедимом суде господнем (Ч. 4. С. 64-66), которая могла стать известна Л., напр., по стихотворению «Судьба» Х.-Ф. Геллерта, сюжет которого заимствован у Дж. Аддисона (The Spectator. 1711. Dec. 1. N 237). Подборка рассказов на подобные сюжеты, композиционно вставленных один в другой, составляет основное содержание ч. 4 «Повести».
В ч. 2 (с. 85) приведен анекдот, ранее напечатанный в переводе с нем. языка в журнале «Ни то ни сио» (1769. 25 апр. Л. 9. С. 70-71); текстуальные совпадения дают основание поставить вопрос о принадлежности Л. этого неподписанного журнального перевода.
В. Д. Рак