Словарь литературных типов (авторы и персонажи)
Иван Иванович Перерепенко ("Как поссорился Иван Иванович)

В начало словаря

По первой букве
A-Z А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я

Иван Иванович Перерепенко ("Как поссорился Иван Иванович)

Смотри также Литературные типы произведений Гоголя

Дворянин миргородского повета и помещик, "поставляет муку городовому магазину". Полон чувством своего "дворянского достоинства", хотя еще блаженной памяти родитель Ив. Ив. состоял в духовном звании. - "Как же вы смели, сударь, позабыв и приличие и уважение к чину и фамилии человека, обесчестить таким поносным именем?" - задает Ив. Ив. вопрос Ив. Никифоровичу. "За унижение и конфузию чина и фамилии" жалуется на своего "закадычного приятеля поветовому суду". - "Разве это не вред", говорит Ив. Ив., в присутствии "почтенного дворянства" в доме городничего, "когда вы, милостивый государь (Иван Никиф.), оскорбили мой чин и фамилию таким словом, которое неприлично здесь сказать (гусак)". - По словам городничего, "всему свету известно, что Ив. Ив. человек ученый, знает науки и прочие разные предметы". "Человек, известный ученостью", по выражению Ивана Никифоровича. - "Худощав и высокого роста". "Голова Ив. Ив. похожа на редьку хвостом вниз". "Глаза большие, выразительные, табачного цвета", "рот несколько похож на букву ижицу". Бездетный вдовец, но с каждым годом "у И. И. бегало по двору больше ребятишек, нежели прежде (откуда они взялись, Бог один знает)". "Детям Гапки" "И. И. всегда дает каждому из них или по бублику, или по кусочку дыни, или грушу", но когда однажды "подбежал к нему запачканный мальчишка в изодранной рубашонке и закричал: "Тятя, тятя! дай пряника!" - то он ему так страшно пригрозил и затопал ногами, что испуганный мальчишка забежал Бог знает куда". "Гапка у него носит ключи от комор и погребов; от большого же сундука, что стоит в его спальне, и от средней коморы ключ И. И. держит у себя и не любит никого туда пускать". - "Прекрасный человек". Протопоп Петр говорит, "что он никого не знает, кто бы так умел исполнять долг христианский и умел так жить, как Ив. Ив.". "Каждый воскресный день надевает "штаметовую" "бекешу" со смушками "сизыми с морозом" и "идет в церковь", где "обыкновенно помещается на клиросе и очень хорошо подтягивает басом". - Всегда доволен собой и своим хозяйством. "Оглядывая свое именье, он думал про себя: "Господи, Боже мой, какой я хозяин! Чего у меня нет? Птицы, строение, амбары, всякая прихоть, водка перегонная, настоянная; в саду груши, сливы; в огороде мак, капуста, горох... Чего ж еще нет у меня? Хотел бы я знать, чего у меня нет!" "Очень не любит блох, и оттого ни Иван Иванович, ни Иван Никифорович никак не пропустят жида с товарами, чтобы не купить у него эликсира в разных баночках против этих насекомых, выбранив наперед его хорошенько за то, что он исповедует еврейскую веру". "Очень сердится, если ему попадется в борщ муха: он тогда выходит из себя - и тарелку кинет, и хозяину достанется". - "Любит, очень любит дыни". "Борщ с голубями" и, в особенности, дыни - это любимые кушанья И. И. "Как только отобедает и выйдет в одной рубашке под навес, сейчас приказывает Гапке принести две дыни, и уже сам разрежет, соберет семена в особую бумажку и начнет кушать. Потом велит Гапке принести чернильницу и сам, собственною рукою, сделает надпись над бумажкою с семенами: "Сия дыня съедена такого-то числа". Если при этом был какой-нибудь гость, то: "участвовал такой-то". Утром в хлопотах: успеет побывать и "за городом", и "на хуторе", и зайти к приятелю "выпить рюмку водки"; возвращаясь домой, "прежде всего зайдет в конюшню посмотреть, ест ли кобылка сено"; "потом покормит индеек и поросят из своих рук и тогда уже идет в покои, где или делает деревянную посуду (он очень искусно, не хуже токаря, умеет выделывать разные вещи из дерева), или читает книжку, печатанную у Любия, Гария и Попова (названия ее Иван Иванович не помнит, потому что девка уже очень давно оторвала верхнюю часть заглавного листка, забавляя дитя), или же отдыхает под навесом". Вечером "идет куда-нибудь, или к городовому магазину, или в поле ловить перепелов". "Любит "позабавиться с ружьецом". Увидя ружье Ивана Никифоровича, "начал рассматривать ружье со всех сторон и позабыл дать выговор старухе за то, что повесила его вместе со шпагою проветривать". Ив. Ив. так "понравилась эта вещица", что он просил Ивана Никифоровича отдать ему ружье. "Иван Иванович очень любит, если ему кто-нибудь сделает подарок или гостинец. Это ему очень нравится". Не видя "дружественного расположения" со стороны Ивана Никифоровича, заявляет: "Коли не хотите подарить, так, пожалуй, поменяемся" - и предлагает "бурую свинью, что сам откормил в сажу". "Славная свинья. Увидите, если на следующий год она не наведет вам поросят". Когда же Иван Никифорович обиделся за сравнение ружья со свиньей, заметил: "Садитесь, садитесь! Не буду уже... Пусть вам остается ваше ружье, пускай себе сгниет и перержавеет, стоя в углу в коморе, - не хочу больше говорить о нем". И затем предлагает, "кроме свиньи, еще два мешка овса". Когда же Иван Никифорович отклонил и это предложение, рассердился и сказал с досадой: "Вы, Иван Никифорович, разносились так со своим ружьем, как дурень с писаною торбою". - "И. И. имеет необыкновенный дар говорить чрезвычайно приятно. Господи, как он говорит! Это ощущение можно сравнить только с тем, когда у вас ищут в голове или потихоньку проводят пальцем по вашей пятке. Слушаешь, слушаешь - и голову повесишь. Приятно! Чрезвычайно приятно! как сон после купанья". В особенности "необыкновенно живописно говорил", когда "душа его была потрясена" или "когда нужно было убеждать кого". Говорить с Ив. Ив. нужно, по выражению Ивана Никифоровича, "гороху наевшись". "И. И. любил быть особенно приличным" "перед дамами". Он "чрезвычайно тонкий человек и в порядочном обществе не скажет неприличного слова, и тотчас обидится, если услышит его". И. И., если кого потчевал табаком, "то всегда наперед лизнет языком крышку табакерки, потом щелкнет по ней пальцем и, поднесши, скажет, если вы с ним знакомы: "Смею ли просить, государь мой, об одолжении?", если же незнакомы, то: "Смею ли просить, государь мой, не имея чести знать чина, имени и отчества, об одолжении?" Когда Иван Никифорович "не обережется" и скажет лишнее, Ив. Ив. встанет с места и говорит: "Довольно, довольно Иван Никифорович; лучше скорее на солнце, чем говорить такие богопротивные слова". Даже когда баба, которую Ив. Ив. хотел было спросить о чем-то, "сделала непристойность", Ив. Ив., как человек чрезвычайно деликатный, плюнул и промолвил только: "Экая скверная баба! хуже своего пана!" "Он умел обворожить всех своим обращением", "поддержать свое достоинство". Когда судья спросил пришедшего И. И.: "Чем прикажете потчевать вас, Иван Иванович? - не прикажете ли чашку чаю?" "Нет, весьма благодарю", - отвечал Иван Иванович, поклонился и сел". "Сделайте милость, одну чашечку!" - повторил судья. "Нет, весьма доволен гостеприимством!" - отвечал Иван Иванович, поклонился и сел. "Одну чашечку!" - повторил судья. "Нет, не беспокойтесь, Демьян Демьянович!" При этом Иван Иванович поклонился и сел. "Чашечку? Уж так и быть, разве чашечку!" - произнес Иван Иванович и протянул руку к подносу..." "Не прикажете ли еще чашечку?" "Покорно благодарствую", - отвечал Иван Иванович, ставя на поднос опрокинутую чашку и кланяясь. "Сделайте одолжение, Иван Иванович!" "Не могу; весьма благодарен". При этом Иван Иванович поклонился и сел. "Иван Иванович! сделайте дружбу, одну чашечку!" "Нет, весьма обязан. за угощение". Сказавши это, Иван Иванович поклонился и сел. "Только чашечку! Одну чашечку!" - Иван Иванович протянул руку к подносу и взял чашку". - "Почтенный", "уважаемый человек". "Честь и украшение Миргорода". "В заветном сундуке" хранит "старые, дедовские карбованцы". Судья в присутствии "сам подает стул Ив. Ив.", городничий зовет его "любезным другом и благодетелем" и "не смеет с ним спорить". Строит крышу целым аршином выше установленной меры и вовсе не считает себя виновным в том, что его "бурая свинья" прогуливается по улицам и таскает "казенные бумаги". На доводы городничего отвечает: "A я чем виноват? Зачем судейский сторож отворяет двери?" "Но, Иван Иванович, ваше собственное животное: стало быть, вы виноваты". "Покорно благодарю вас за то, что с свиньею меня равняете". И укоряет городничего: "Уж хороши ваши главные улицы! Туда всякая баба идет выбросить то, что ей нужно". На заявление городничего: "Воля ваша, а животное, прежде произнесения приговора к наказанию, должно быть представлено в полицию, как нарушитель порядка", возражает: "Нет, Петр Федорович, этого-то не будет!" "Как вы хотите, только я должен следовать предписаниям начальства". "Что ж вы стращаете меня? Верно, хотите прислать за нею безрукого солдата? Я прикажу дворовой бабе его кочергой выпроводить; ему последнюю руку переломят". - "Ив. Ив. знал очень хорошо сам свое достоинство и потому на всеобщее почтение смотрел как на должное". - "Характера Ив. Ив. несколько боязливого". В ответ на обидные слова Ивана Никифоровича пригрозил "уничтожить" всех "вместе с вашим глупым паном", но, "выставив кукиш", хлопнул за собою дверью" и "не оглядывался и летел со двора". В отместку за оскорбление, полученное от Ив. Никифоровича, подпилил столбы гусиного хлева соседа. Когда же "шаткое здание" рухнуло с треском, Ив. Ив. "в страшном испуге прибежал домой" и "бросился на кровать, не имея даже духу поглядеть в окно на следствие своего страшного дела". "Весь следующий день провел Ив. Ив. как в лихорадке. Ему все чудилось, что ненавистный сосед в отмщение за это, по крайней мере, подожжет дом его, и потому он дал повеление Гапке поминутно осматривать везде, не подложено ли где-нибудь сухой соломы. Наконец, чтобы предупредить Ивана Никифоровича, он решился забежать зайцем вперед и подать на него прошение в миргородский поветовый суд". Когда городничий пришел к нему "по важному делу", "трепетал как в лихорадке". - Ив. Ив. чрезвычайно любопытен. "Боже сохрани, если что-нибудь начнешь ему рассказывать, да не доскажешь". При посещении его городничим "ему бы очень хотелось спросить, что такое намерен объявить городничий; но тонкое познание света представляло ему всю неприличность такого вопроса, и Ив. Ив. должен был скрепиться и ожидать разгадки, между тем как сердце его билось с необыкновенною силою". Когда "городничий пришел к нему по одному важному делу", Ив. Ив. не замедлил, по обыкновению своему, сделать вопрос: "Какое же оно важное? разве оно важное?" Когда Иван Никифорович, которого с Ив. Ив. "сам черт связал веревочкой", "в противность всех приличий" назвал его "гусаком", И. И. "возвысил голос: "как же вы смели, сударь, позабыв и приличие, и уважение к чину и фамилии человека, обесчестить таким поносным именем?" Иван Иванович не мог более владеть собою: губы его дрожали; рот изменил обыкновенное положение ижицы и сделался похожим на О; глазами он так мигал, что делалось страшно. Это было у Ивана Ивановича чрезвычайно редко; нужно было для этого его сильно рассердить. - "Так я ж вам объявляю, - произнес Иван Иванович: - что я вас знать не хочу". Когда же Ив. Никиф. "выстроил", где обыкновенно был перелаз чрез плетень, гусиный хлев, как будто с особенным намерением усугубить оскорбление", это возбудило в Ив. Ив. злость и желание отомстить. Он не показал, однако ж, никакого вида огорчения, несмотря на то, что хлев даже захватил часть его земли; но сердце у него так билось, что ему было чрезвычайно трудно сохранять это наружное спокойствие". В прошении в суд не упоминает ни об угрозах Ив. Никиф. "вывести его (Ив. Ив.) за двери", ни об обещании при случае "всю морду побить". Обвиняет "заклятого врага" Ивана Никифоровича паче всего в подлом и предосудительном присовокуплении к фамилии своей названия "гусака", "тогда как известно всему миргородскому повету, что сим гнусным животным я никогда отнюдь не именовался и впредь именоваться не намерен. Доказательством же дворянского моего происхождения есть то, что в метрической книге, находящейся в церкви Трех Святителей, записан как день моего рождения, так равномерно и полученное мною крещение". "Гусак" же, как известно всем, кто сколько-нибудь сведущ в науках, не может быть записан в метрической книге, ибо "гусак" есть не человек, а птица, что уже всякому, даже не бывшему в семинарии, достоверно известно". "Я не могу смотреть на него: он нанес мне смертельную обиду, оскорбил честь мою", - говорил Ив. Ив. - И. И. "образец кротости. "Природная доброта" побуждает И. И. заниматься "скучным делом". По окончании церковной службы "И. И. "никак не утерпит, чтоб не обойти всех нищих". - "Здорово, небого! - обыкновенно говорил он, отыскавши самую искалеченную бабу, в изодранном, сшитом из заплат платье. - Откуда ты, бедная?" - "Я, паночку, из хутора пришла: третий день, как не пила, не ела: выгнали меня собственные дети". - "Бедная головушка, чего ж ты пришла сюда?" - "А так, паночку, милостыни просить, не даст ли кто-нибудь хоть на хлеб". - "Гм! что ж, тебе разве хочется хлеба?" - обыкновенно спрашивал Иван Иванович. - "Как не хотеть! Голодна, как собака". - "Гм! - отвечал обыкновенно Иван Иванович. - Так тебе, может, и мяса хочется?" - "Да все, что милость ваша даст, всем буду довольна". - "Гм! разве мясо лучше хлеба?" - "Где уж голодному разбирать? Все, что пожалуете, все хорошо". - При этом старуха обыкновенно протягивала руку. - "Ну, ступай же с Богом, - говорил Иван Иванович. - Чего ж ты стоишь? Ведь я тебя не бью?" - И, обратившись с такими расспросами к другому, к третьему, наконец возвращается домой или заходит выпить рюмку водки к соседу Ивану Никифоровичу, или к судье, или к городничему". Обида, нанесенная Ив. Ив. Иваном Никифоровичем, привела его в "сильное волнение". Он не мог взяться "ни за одно из всегдашних своих занятий". Но "скоро одумался и начал заниматься всегдашними делами". Хотел было идти к Ивану Никифоровичу, уже "Ив. Ив. взял палку и шапку, и отправился на улицу; но едва только вышел за ворота, как вспомнил ссору, плюнул и возвратился назад". "Однако ж Ив. Ив. сделалось очень скучно". Даже тогда, когда вмешалась в дело "проклятая баба" "и сделала то, что Иван Никифорович и слышать не хотел об Ив. Ив., когда Иван Никифорович с дьявольской быстротой выстроил насупротив крыльца Ив. Ив. гусиный хлев, "куда всякий человек не пойдет для приличного дела", Ив. Ив. "не показал, однако ж, никакого вида огорчения", "несмотря на то, что хлев даже захватил часть его земли, но сердце у него так билось, что ему было трудно чрезвычайно сохранять наружное спокойствие". На увещевания примириться отвечает решительно: "Как! с невежею! Чтобы я примирился с этим грубияном! Никогда! Не будет этого, не будет!" И "начал говорить о ловле перепелов, что обыкновенно случалось, когда он хотел замять речь". И "напрямик объявил" всем, что мириться не хочет, и даже рассердился". На ассамблее у городничего, когда гости "обступили их со всех сторон тесно и не выпускали до тех пор, пока они не решились подать друг другу руки", Ив. Ив. заявил, не обращая глаз на Ивана Никифоровича: "Не повинен ни в каком злом умысле". "Клянусь и перед Богом, и перед вами, почтенное дворянство, я ничего не сделал моему врагу. За что же он меня поносит и наносит вред моему чину и званию?" "Давнишняя вражда готова была погаснуть", но Иван Никифорович снова повторил "поносное слово": "гусак", и Ив. Ив. "пришел в такой гнев", что было "все кончено".

В начало словаря