Поприщин, Аксентий Иванович ("Записки сумасшедшего")
Смотри также Литературные типы произведений Гоголя
"Дворянин, чиновник, титулярный советник сорока двух лет". "Урод", "совершенная черепаха в мешке", "волоса на голове похожи на сено". Сидит "в директорском кабинете" и очинивает "перья для его пр-ства". "Достатков нет - вот в чем беда!" Утешает себя, что "давно бы оставил департамент, если бы не благородство службы": "чистота во всем такая, какой вовеки не видеть губернскому правлению, столы из красного дерева, и все начальники на вы". Читает "Пчелку" и не одобряет французов: "Эка глупый народ французы! Ну, чего хотят они? Взял бы, ей-богу, их всех да и перепорол розгами!" Одобряет описание бала, сделанное курским помещиком: "курские помещики хорошо пишут". "Давно уже перестал удивляться всему, что творится на свете", и тому "будто в Англии выплыла рыба, которая сказала два слова на таком странном языке, что ученые уже три года стараются определить и еще до сих пор ничего не открыли", и истории о "двух коровах, которые пришли в лавку и спросили себе фунт чаю", и даже тому, что собака заговорила по-человечески, так как и давно подозревал, что собака "умнее человека". Размышления об испанских делах удерживают его даже от хождения в департамент, так как не понимает выгод служить в департаменте. "Никаких совершенно ресурсов", а "жид"-казначей не выдает "жалованья вперед". "Как же может это быть, чтобы донна сделалась королевою? - размышляет П. - Не позволят этого. И, во-первых, Англия не позволит. Да притом, и дела политические Европы, австрийский император, наш государь..." "Эти происшествия так убили и потрясли, что П. решительно ничем не мог заняться во весь день". Любит бывать в театре, как только грош заведется в кармане, и находит, что "очень забавные пьесы пишут нынче сочинители, но дивится, как их пропустила цензура", переписывает "очень хорошие стихи": "Душеньки часок не видя, думал год уже не видал". "Сочинителем их считает Пушкина". - Мавра замечала П., что он "за столом был черезвычайно развлечен", "и точно, две тарелки, кажется, в рассеянности, я бросил на пол", - говорит П. "Что это у тебя, братец, - говорит ему начальник отделения, - в голове всегда ералаш такой? Ты иной раз мечешься, как угорелый, дело подчас так спутаешь, что сам сатана не разберет; в титуле поставишь маленькую букву, не выставишь ни числа, ни номера". - Живет одиноко; все время лежит у себя на кровати и большую часть времени проводит в размышлениях. Давно хотел бы добраться, отчего происходят на свете эти разности. Желал бы сам сделаться генералом, "потому все, что есть лучшего на свете, все достается или камер-юнкерам, или генералам", для того чтобы увидеть, как перед ним будут "увиваться и делать все эти разные придворные штуки и экивоки" и потом сказать им: "я плюю на вас..." - "Прежде для П. было все в каком-то тумане". "Я, - говорит П., - не понимаю, как я мог думать и воображать себе, что я титулярный советник. Как могла взойти мне в голову эта сумасбродная, сумасшедшая мысль". "Люди воображают, будто человеческий мозг находится в голове; совсем нет: он приносится ветром со стороны Каспийского моря". "А может быть, - воображает П., - я совсем не титулярный советник. Может быть, я какой-нибудь граф или генерал, а только так кажусь титулярным советником. Может быть, я сам еще не знаю, кто я таков. Вдруг какой-нибудь простой, не то уже, чтобы дворянин, а просто какой-нибудь мещанин или даже крестьянин, и вдруг открывается, что он какой-нибудь вельможа, или барон, или как его. Когда из мужика да иногда выходит этакое, что же из дворянина может выйти? Вдруг я вхожу, например, к вашему в генеральском мундире: у меня и на правом плече эполета, и на левом плече эполета, через плечо лента голубая. Да разве я не могу сию же минуту быть пожалован генерал-губернатором или интендантом?" И вдруг П. "как будто молнией осенило", что король Испании - это он, П. - В департаменте П. глядел на всю канцелярскую сволочь и думал: "что, если бы вы звали, кто между вами сидит... Господи Боже, какой бы вы ералаш подняли! Да и сам начальник отделения начал бы мне так же кланяться в пояс, как он теперь кланяется пред директором. Передо мною положили какие-то бумаги, чтобы я сделал из них экстракт. Но я и пальцем не притронулся". Когда директор проходил через отделение, все застегнули на пуговицы свои фраки; "но я, - говорит Поприщин, - совершенно ничего! Что за директор? Чтобы я встал перед ним - никогда! Какой он директор? Он пробка, а не директор. Пробка - обыкновенная, простая пробка, больше ничего - вот которою закупоривают бутылки. Мне больше всего было забавно, когда подсунули мне бумагу, чтобы я подписал. Они думали, что я напишу на самом кончике листа: столоначальник такой-то, - как бы не так! А я на самом главном месте, где подписывается директор департамента, черкнул: "Фердинанд МІІ". - "Ходил инкогнито по Невскому проспекту. Проезжал государь император. Весь город снял шапки и я также; однако же я не подал никакого вида, что я испанский король. Почел неприличным открыться тут же при всех; потому что прежде всего нужно представиться ко двору. Однако же я еще не решаюсь представляться ко двору". - "Нет, я больше не имею сил терпеть. Боже, что они делают со мною! Они льют мне на голову холодную воду! Они не внемлют, не видят, не слушают меня. Что я сделал им? За что они мучат меня? Чего хотят они от меня, бедного? Что могу дать я им? Я ничего не имею. Я не в силах, я не могу вынести всех мук их. Голова моя горит, и все кружится предо мною. Спасите меня! возьмите меня! Дайте мне тройку быстрых, как вихорь, коней! Садись, мой ямщик, звени, мой колокольчик, взвейтеся, кони, и несите меня с этого света! Далее, далее, чтобы не видно было ничего, ничего. Вон небо клубится передо мною: звездочка сверкает вдали; лес несется с темными деревьями и месяцем; сизый туман стелется под ногами; струна звенит в тумане; с одной стороны море, с другой Италия; вон и русские избы виднеются. Дом ли то мой синеет вдали? Мать ли моя сидит пред окном? Матушка, спаси твоего бедного сына. Урони слезинку на его больную головушку! Посмотри, как мучат они его! Прижми ко груди своей бедного сиротку! Ему нет места на свете! Его гонят! - Матушка! пожалей о своем больном дитятке!.. A знаете ли, что у алжирского дея под самым носом шишка?"