Наши партнеры

Выгодная аренда https://www.rexrent.ru/city/arenda-avto-v-mahachkale-posutochno/ в компании РексРент.
магазин женской одежды в Вологде
смотреть Индийские фильмы топ 50 лучших фильмов

Женетт Ж. Работы по поэтике
Краткое содержание: argumentum

Вымысел и слог (Fictio et dictio)

КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ: ARGUMENTUM

Четыре нижеследующих статьи посвящены, каждая по-своему, одной проблеме — проблеме режимов, критериев и модальностей литературности, которая, начиная с работ Романа Якобсона, понимается как эстетический аспект литературы,— содержащей в себе, разумеется, и множество иных аспектов. Таким образом, нам предстоит уточнить, при каких условиях некий текст, устный или письменный, может восприниматься как “литературное произведение”, или, шире, как (вербальный) объект, обладающий эстетической функцией: внутри этого рода собственно произведения составляют особый вид, в определение которого входит, помимо прочего, намеренный (и воспринимаемый именно как намеренный) характер данной функции.

Этому различию между более широким и более узким понятием примерно соответствует оппозиция между двумя режимами литературности: конститутивным, который обеспечивается совокупностью авторских намерений, жанровых условностей и всевозможныхкультурных традиций, и кондиционалъным, который зависит от субъективной и всегда подлежащей пересмотру эстетической оценки.

роде перпендикулярна: с категорией эмпирического критерия, на основе которого, пусть даже и запоздало, выносится заключение о литературности текста. Такой критерий может быть либо тематическим, то есть относящимся к содержанию текста (о чем там говорится?), либо формальным, или, шире, рематическим, то есть относящимся к характеру самого текста и к тому типу дискурса, который он экземплифицирует.

Пересекаясь, две эти категории задают таблицу модальностей литературности. Однако внутри этой таблицы модальности распределяются неравномерно и несимметрично. Тематический критерий фикциональности, к которому со времен Аристотеля обращаются чаще и правомернее всего, функционирует только в конститутивном режиме: вымышленное произведение (вербальное), независимо от оценки своего качества, почти неизбежно воспринимается как литературное, быть может, потому, что задаваемое им литературное отношение (знаменитый “сознательный отказ от недоверчивости”) есть отношение эстетическое в кантовском смысле, отношение, основанное на условной “незаинтересованности” в том, что касается реального мира. Со своей стороны, ре-магический критерий может обусловливать две модальности литературности по слогу. Одна из них (поэзия) относится к конститутивному режиму: какое бы определение поэтической формы мы ни приняли, любое стихотворение всегда будет литературным произведением, поскольку те (переменные) формальные черты, которые свойственны ему как стихотворению, имеют не менее очевидный эстетический характер. Другая модальность слога (нефикциональная проза) может восприниматься как литературная лишь при известных условиях, иначе говоря, в силу некоего индивидуального к ней отношения — такого, например, как отношение Стендаля к стилистике Гражданского кодекса.

Такова общая идея этой книжки, а также предмет ее первой глав ы. Две следующих специально посвящены дискурсу вымысла [fiction]. В первой из них я, следуя п опути , проложенному Джоном Серлем, пытаюсь определить статус фикциональных повествовательных высказываний как речевых актов. Подобные высказывания, учреждая тот универсум, который они якобы описывают, представляют собой, согласно Серлю, “мнимые” утверждения, то есть такие утверждения, которые, обладая внешними признаками утверждений, не удовлетворяют необходимым для них прагматическим условиям истинности. На мой взгляд, это определение бесспорное, но неполное: если фикциональные высказывания не являются настоящими утверждениями, то следует еще уточнить, к какому иному разряду речевых актов они принадлежат.

— как если бы наблюдения над ними можно было автоматически перенести или транспонировать на нефикциональные формы повествования, такие, как историческое сочинение, автобиография, газетный репортаж или личный дневник. Я не собираюсь проводить эмпирического исследования в этой области, хотя необходимость в нем крайне насущна; я лишь пытаюсь, в основном с помощью дедукции, схематично обозначить те предвидимые последствия, которые может иметь фикциональный либо “фактуальный” характер повествования для его временных установок, для избираемой в нем дистанции и точки зрения, или повествовательного “залога”, или же — что, быть может, наиболее существенно — для того соотношения, в которое вступают две повествовательные инстанции, повествователь и автор.

В последней статье я возвращаюсь на почву слога, рассматривая его в наиболее условном, стилистическом аспекте. Предлагаемое лингвистами определение стиля (“стиль есть экспрессивная функция языка”) само требует истолкования в терминах семиотики — в противном случае оно обернется на пользу узкоаффективистской концепции “явлений стиля”. Двусмысленное понятие экспрессии заставляет нас пуститься на долгие поиски, двигаясь зигзагами от Балли к Фреге (смысл и денотация), от Фреге к Сартру (смысл и значение) и от Сартра к Нельсону Гудмену — который, разграничив денотацию и экземплификацию, дал нам инструмент для более четкого, широкого и строгого анализа соотношения между языком и стилем, иначе говоря, между семантической функцией дискурса и его “чувственно воспринимаемой” стороной.

— вымышленный характер истории, с одной стороны, и способность текста восприниматься и оцениваться не только с точки зрения того, о чем в нем говорится, но и того, чем он является, с другой,— сходятся на одной и той же функции, может показаться неясным или проблематичным. Подозреваю, что их общая черта обусловлена замутненностью, неполной прозрачностью дискурса: в первом случае (вымысел) это происходит потому, что его объект с большей или меньшей степенью эксплицитности полагается как несуществующий; во втором (слог) — по одному тому, что об ъект этот считается менее важным, нежели свойства, присущие самому дискурсу.

Другой вопрос — в чем именно эта относительная непрозрачность дискурса, каковы бы ни были ее модальность или причина, является чертой чисто эстетической,— очевидным образом влечет за собой необходимость в более широком исследовании, выходящем за рамки поэтики — рамки решительно слишком узкие1.

1 Глава II этой книга была напечатана в журнале “Поэтик”, №78 (апрель 1989 г.) под названием “Прагматический статус повествовательного вымысла”, а также по- английски, в журнале “Style”, № 24 — 1 (весна 1990 г.), под названием “ The Pragmatic Status of Narrative Fiction”.

Глава III вышла по-английски в “Poetics Today”, под заглавием “Fictional Narrative, Factual Narrative”.