Наши партнеры
Дальность, протяженность
Я уже указывал, что в дальнейшем порядок изложения в “ Поисках ” в основном соответствует хронологическому порядку, однако это общее решение не исключает наличия довольно большого числа мелких анахроний: аналепсисов, пролепсисов, а также и других более сложных и утонченных форм, возможно, более характерных для прустовского повествования, во всяком случае более далеких и от “реальной” хронологии, и от временного развертывания в классическом повествовании. Прежде чем приступить к анализу этих анахроний, оговоримся, что мы здесь занимаемся только временным анализом, и даже только вопросами порядка, отвлекаясь пока от темпа повествования и повторяемости событий, а тем более от характеристик модальности и залога, которые могут затрагивать анахронии, равно как и другие разновидности повествовательных сегментов. В частности, мы игнорируем здесь весьма важное различие между теми анахрониями, которые осуществляются непосредственно в самом повествовании, оставаясь на том же нарративном уровне, что и их окружение (например, стихи 7 —12 в “Илиаде” или вторая глава “Цезаря Бирото”), и теми, которые осуществляются одним из персонажей первичного повествования, располагаясь на вторичном нарративном уровне: в качестве примера можно взять песни IX — XII в “Одиссее” (рассказ Улисса) или автобиографию Рафаэля де Валантена во второй части “Шагреневой кожи”. В главе о повествовательном залоге мы, разумеется, вернемся к этому вопросу, который не специфичен именно для анахроний, хотя и существенно с ними связан.
Анахрония может отступать в прошлое или в будущее на большее или меньшее расстояние от “настоящего” момента, то есть от момента истории, когда повествование прерывается и дает место анахронии; это временное расстояние мы назовем дальностью анахронии. Анахрония может также охватывать более или менее протяженный диапазон событий истории — мы назовем это протяженностью анахронии. Так, когда Гомер в XIX песни “Одиссеи” вспоминает, при каких обстоятельствах Улисс получил в юности рану, рубец от которой узнает Евриклея, собирающаяся вымыть ему ноги, то этот аналепсис, занимающий стихи с 394 по 466, характеризуется дальностью в несколько десятков лет и протяженностью в несколько дней. Определенный таким образом, статус анахроний может показаться всего лишь количественным, большим или меньшим для каждого конкретного случая, делом хронометриста, не имеющим теоретической значимости. Тем не менее бывает возможно (и, по моим представлениям, полезно) дискретным образом распределить характеристики дальности и протяженности относительно определенных значимых моментов повествования. Подобное распределение осуществляется практически одинаково для обоих основных классов анахроний, однако для удобства изложения и во избежание слишком абстрактного анализа мы сначала рассмотрим только аналепсисы, имея в виду в дальнейшем взять проблему более широко.