Урожай
Дышат грудью запотелой
Желтогривые овсы.
Чем-то теплым,
Чем-то спелым
Веет с нашей полосы.
Дай ступну ногой босою
По колючему жнивью.
Дай блестящею косою
Срежу полосу мою.
Под овсяный говор нивы
Жарким потом обольюсь.
Я вдвойне тогда счастливый,
Если вволю потружусь.
На гумне под темной крышей
Отдохнут в скирдах снопы.
Утро раннее услышит,
Как зазвякают цепы.
На душе простор-веселье,
Непочатый счастья край...
Валит хлеб златой метелью.
Здравствуй, Новый урожай.
Обратите внимание, как последовательно поэт обращался к страшным событиям сталинских репрессий в стихотворениях и поэмах, как в самое тяжелое время заговорил о тяготах, которые переживает народ, сначала в небольших отступлениях, затем в полный голос («Теркин на том свете», «За далью — даль», «По праву памяти»). В каждой из последних поэм есть раздумья о горестных страницах нашей истории. Например, целая глава «Так это было» в поэме «За далью — даль» посвящена воспоминаниям.
Подумаем вместе с поэтом над строчками:
... Когда кремлевскими стенами
Живой от жизни огражден,
Как грозный дух он был над нами,—
Гадали, как еще восславить
Его в столице и селе.
Тут ни убавить,
Ни прибавить,—
Так это было на земле...
... Так это было: четверть века
Призывом к бою и труду
Звучало имя человека
Со словом Родина в ряду.
Оно не знало меньшей меры,
Уже вступая в те права,
Что у людей глубокой веры
Имеет имя Божества.
И было попросту привычно,
Что он сквозь трубочный дымок
Все в мире видел самолично
Александра Трифоновича Твардовского
Высокая требовательность к себе всегда отличала писателя и редактора Александра Трифоновича Твардовского. Вот почему каждая строчка вызывает доверие и ответное чувство благодарности и признательности.
Кому другому, но поэту
Молчать потомки не дадут.
Особый вытребует суд.
Я не страшусь суда такого
И, может, жду его давно,
Пускай не мне еще то слово,
— от сердца — не на ветер,
Оно в готовности любой:
Я жил, я был — за все на свете
Я отвечаю головой...