*«Отомщевательные романы»
Три месяца Лесков отбивался от сыпавшихся на него обвинений, а затем, не выдержав, уехал за границу; там он задумал роман, которым хотел расквитаться со своими обидчиками, излить накопившуюся горечь, высказаться по многим злободневным вопросам современности. Роман получился очень личностным и желчным, с массой карикатур на людей 60-х годов. Позже Лесков прямо назовет роман «Некуда» «историческим памфлетом». Вот уж чего он никогда не умел делать, так это одолевать свой крутой нрав. В результате, сам того не предполагая, Лесков, к тому времени автор «Овцебыка», «Воительницы», «Леди Макбет Мценского уезда», на двадцать лет обеспечил себе непризнание в литературе.
Роман «Некуда» и последовавшие за ним «Обойденные» и «На ножах» относят к разряду антинигилистических романов. В одном ряду с ними стоят «Взбаламученное море» А. Ф. Писемского, «Марево» В. П. Клюшникова, «Кровавый пуф» В. В. Крестовского. В современной науке о литературе предлагается называть произведения этого типа «полемическими романами». И действительно, такое обозначение более полно отражает их содержание, поскольку, к примеру, лесковские романы содержат в себе не просто отрицание нигилизма, но изучение и анализ этого явления, в достаточной мере объективные.
Яростно защищаясь от критики на роман «Некуда», Лесков утверждал, что нападал лишь на тех «новых людей», в которых унижен «чистый тип Базарова», а других изображал с нежностью и уважением: «Я знаю, что такое настоящий нигилист, но я никак не доберусь до способа отделить настоящих нигилистов от шальных шавок, окричавших себя нигилистами». Отсюда в изображении нигилистической среды в «Некуда» намечается два «круга» персонажей.
Первый «круг» — мрачный, «бурый» (по определению Лескова) нигилизм московского кружка. Второй «круг» — «правоверные» нигилисты, воплощающие высокие идеалы и трагическую обреченность нигилистического движения. Позже Лесков найдет определение этому типу своих героев: «обойденные» — благополучием, любовью, счастьем, теплом... И если Елена Бер- тольди — чистейшей воды идеалистка в своем нигилистическом подвижничестве, то Лизе Бахаревой суждено пережить мучения, разочарования, боль, связанные с осознанием обреченности нигилизма. Не случайно роман назван «Некуда» — «некуда идти», как ранее сказал разуверившийся в своих идеалах герой «Овцебыка».
Совершенно другая тональность, предельно сатирическая, присутствует в изображении участников московского кружка нигилистов — лохматых, грубых, нескладных. Здесь царит подобающая революционной деятельности атмосфера таинственности, опасности, заговора и подполья. С образами «бурых» в роман Лескова приходит нечто иррациональное [36].
Сознавая гротесковость второго «круга» персонажей романа, Лесков тем не менее не соглашался с обвинениями Писарева и Салтыкова-Щедрина в том, что он окарикатурил передовое явление общественной жизни России 60-х годов.
Карикатура, по мнению писателя, содержалась не в его романе, а в существовании тех самых «шавок», что вечно липнут к нигилизму, хотя тот же Лесков до конца своих дней продолжал задаваться вопросом: прав или не прав он был, создав свои «отомщевательные романы» — «Некуда», «Обойденные», «На ножах»?
После «Некуда». Наступило время, драматичнее которого в жизни Лескова не было. Начался процесс отлучения писателя от литературы. О себе в эту пору он мог сказать словами героя «Соборян» Савелия Туберозова: «Да, одинок! всемерно одинок!»
Началом процесса отлучения стала статья Д. Писарева «Прогулка по садам российской словесности», в которой критик призвал журналы не печатать «на своих страницах что-нибудь выходящее из-под пера» Лескова. Однако писаревский бойкот, объявленный весной 1865 года, провалился. Самый солидный журнал того времени — «Отечественные записки» — публикует одну за другой лесковские вещи: «Обойденные», «Воительница», «Островитяне» и др. С марта 1867 года здесь начинают печататься «Соборяне», удивительная книга, открывающая галерею лесковских характеров — богатырей духа. И пошли они от трех божедомов: протоиерея Савелия Туберо- зова, священника Захарии Бенефактова и дьякона Ахиллы Дес- ницына.
* «Соборяне» исполнены искреннего тепла и глубокой грусти по уходящей старозаветной России, а с нею — по уходящим носителям живой веры, по словам Лескова, приподнимающей человека «выше дел своекорыстия и плоти». Таков Савелий Ту- берозов — провинциальный русский священник, духовное лицо в высоком смысле этого слова. Его беспокоит отсутствие в церковной жизни животворящего, одухотворенного начала, о чем свидетельствует, по мысли Савелия, «небреженье о молитве... сведенной на единую формальность». «Я сей дорогой не ходок. Нет, я против сего бунтлив»,— заявляет протоиерей, уверенный в том, что слово истинного проповедника «падает из уст, как уголь горящий».
Именно от протоиерея Туберозова, чистого духом, непреклонного в делах человеческой правды и совести, можно вести отсчет будущих лесковских героев-праведников, исповедующих вечные нравственные заповеди добра и справедливости и спасающих ими мир.
Около героев, подобных Туберозову, постепенно выздоравливал болящий дух Лескова. Вместе с ними он приобщался к тем силам, которые помогали окрепнуть духовно, преодолеть «по- сленекудовский» кризис и войти в зрелую полосу творчества.
«Я вырос в народе...». «Лесковский человек». Лесков принадлежал к особому писательскому типу, обозначившемуся в русской литературе 60—70-х годов,— к писателям-разночин- цам. Они знали народ не понаслышке, а из непосредственного общения с ним. Самому Лескову в этом очень помогли «шкот- товские университеты»: «Мне не приходилось пробиваться сквозь книги и готовые понятия к народу и его быту. Я изучил его на месте. Книги были добрыми мне помощниками, но коренником был я. По этой причине я не пристал ни к одной из школ, потому что учился не в школе, а на барках у Шкот- та». Огромный практический опыт и знание народа дала писателю и Орловщина.
Реальная жизнь и реальный человек для него являлись первостепенными. Но Лескова всегда увлекала жизнь, не укладывающаяся в схемы, равно как и удивительные человеческие характеры.
Ему, много повидавшему за время бесконечных путешествий по России, в этом смысле было что рассказать. Он знал о русской жизни, и в особенности о русском человеке, такое, о чем, возможно, мало кто из писателей ведал. Поэтому не случайно существует понятие «лесковский человек» как знак особой, отдельной, цельной человеческой личности.
«Лесковский человек» — лицо не столько социальное, сколько локальное. Это не мужик, не помещик, не нигилист. Это человек Русской земли.
И как о самой России трудно сказать что-либо односложное, так и в отношении ее человека Лесков не спешит с однозначными утверждениями. О «лесковском человеке» можно отозваться подобно тому, как судят о квартальном Рыжове, герое рассказа «Однодум», когда на вопрос губернатора Ланского: «Каков квартальный?» — несколько простолюдинов «в одно слово отвечали: «Он у нас такой-некий-этакой».
Русский характер у Лескова трудноуловимый, мерцательный в смыслах. При этом «лесковский человек» всегда таит в себе загадку, хитринку, чудаковатость — недаром он «такой- некий-этакой»! Очень точно определил героя «Разбойника» Л. Аннинский — простодушного мужичка с этим его хитрым «ась?»: «темный мужичок».
Нельзя сказать, что Лесков до конца разгадал загадку национального характера. Но он, как никто другой из русских писателей, сознавал, насколько реальна эта загадка в характере русского человека. Именно поэтому его герои в большинстве своем люди «удивительные и даже невероятные»; зачастую «их окружает легендарный вымысел». Но, как утверждает сам автор, они «становятся еще более невероятными, когда удается снять с них этот налет и увидать их во всей их святой простоте».
Таков лесковский Голован («Несмертельный Голован»), которого народная молва сделала «мифическим лицом», «чем-то вроде волхва, кудесника», обладающего «неодолимым талисманом» и способного «на все отважиться и нигде не погибнуть».
«Головановым грехом» — отношения Голована и Павлаге- юшки, в действительной жизни представляется исключительным явлением, если не из ряда вон выходящим. Простые люди, они любят друг друга небесной — ангельской — любовью и не ропщут на судьбу, так как исповедуют высший человеческий закон — закон совести. Не случайно отец Петр говорит о Головане, что у него «совесть снега белей».
По этой же причине Павла и Голован, узнав в юродивом Фо- тее мужа Павлы — беглого солдата Фрапошку, негодяя по своей сути, не выдают его: «Павла не выдала жалеючи, а Голован ее любячи». «А ведь они из-за него все счастие у себя отняли!» — заключает рассказчик, хотя и он склоняет голову перед совершенной (в обыденности невероятной!) любовью героев.
Удивителен своими чистыми, высокими помыслами герой рассказа «Овцебык» Василий Богословский, сын дьячка, после семинарии отправившийся пропагандистом в народ. Обреченный слыть «шутом», «блажным», «дурашным», он не перестает лелеять в мыслях мечту — когда-то «отпереть» сказочный Сезам — создать общество равных людей.
Не обнесен дурацким колпаком и квартальный (позже ставший городничим) Александр Афанасьевич Рыжов («Однодум»), по мнению горожан и местных чиновников, «поврежденный от Библии» («Много Библии начитавшись и через это расстроен»). Но главной загадкой в городничем для проезжающего губернатора является его способность жить на одно жалованье; не имея на эту загадку ответа, губернатор склонен усомниться в реальности Рыжова: «Такого человека во всей России нет».
Однако Лесков не выдумывал своих «загадочных» героев. Он по большей части списывал их с натуры. Именно они, чудаки и блаженные для всего окружающего неправедного мира, по вере Лескова, «стоя в стороне от истории, сильнее других делают историю».
Таков Левша — самый фантастический из героев Лескова. Он всеми унижен на родине. Здесь никому не нужен его редкий талант, а он спешит из-за границы домой, чтобы передать государю, что нельзя ружья кирпичным порошком чистить — случится война, стрелять не будут. Но родина встречает Левшу самым жестоким образом. Его, больного, «свалили в квартале на пол, обыскали», «деньги обрали» и отправили умирать в простонародную Обухвинскую больницу. А Левша и умирая не о себе думает: ему «два слова государю непременно надо сказать» о том, как не подвести русской армии себя на войне испорченными ружьями, да только так и не был никем услышан смешной бедолага, мастер-патриот, который и на жалком своем смертном одре помнил лишь о пользе государству и народу русскому.
«Удивительным и невероятным» делает «лесковского человека» его одухотворенная красота, великая телесная и духовная сила.
От дьякона Ахилки («Соборяне») пошли чудесные, чистые сердцем лесковские богатыри. Но чем сходствен с могутным Ахиллой, в котором, но словам Савелия Туберозова, «тысяча жизней горит», чувствительный тупейный художник из одноименного рассказа Лескова?
Тупейный художник — это просто парикмахер. Однако убирающий крепостных актрис парикмахер Аркадий обнаруживает в себе подобную Ахиллиной богатырскую душу, которой так дорожил в людях писатель.
Любя актрису — танцовщицу графа Каменского, Аркадий решается бежать с нею, да неудачно. Через какой ад проходит он в графских пыточных подвалах! С какой отвагой и самоотверженностью сражается на войне! И все для того, чтобы выжить и вернуться к возлюбленной.
Подвиг души роднит тупейного художника с артельным главой старообрядцев Лукой Кириловым, когда тот в непогоду совершает переход с двумя иконами через ревущий Днепр. Но Луку, равно как и деда Мароя, согласившегося выдать себя за вора, укравшего икону с запечатленным ангелом, ведет далеко не подвиг. Ими движет нечто более грандиозное — утоление «жажды единодушия» с Отечеством — желание жить со всею Русью единой православной верой.
Происшедшее с героями настолько велико по своей значимости, что дед Марой не выдерживает переполнившего душу блаженства — ему воочию видятся ангелы на мосту — и умирает.
Но Лесков также знает, какая невероятная бездна сокрыта в человеческой душе; и разбудить эту бездну способна сполна забирающая душу любовь.
Катерине Измайловой он неожиданно признает власть любовной страсти над человеком, ее всепоглощающую темную силу. И опять перед читателем вырастает невероятный человеческий характер.
Внешне лесковская героиня — канонический образ купеческой жены, скучающей, обманывающей своего старого мужа с его приказчиком. Но какой сильной, яркой, неистовой выступает Катерина на фоне бесцветно-лакейского Сергея! В отличие от возлюбленного она не отступится от своей любви ни у позорного столба, ни на арестантском этапе.
Однако у этого невероятного женского характера оказывается и невероятно страшный итог: душевный тупик, ведущий к смерти без покаяния, когда Катерина увлекает следом за собой ненавистную соперницу Сонетку в водяные валы, из которых глядят на нее убиенные свекор, муж и Федя.
«Леди Макбет Мценского уезда» — вещь неожиданная для Лескова. Эта повесть — своеобразная трещина на зеркале лесковского мира, который, как полагал Горький, представляет собой иконостас святых и праведников.
«Беззаботливые о себе», В 70-е годы в творчестве Лескова появляется тема праведничества, продолжающая оставаться главной до конца жизни писателя. Тогда же возник цикл рассказов о «праведниках» («Однодум», «Пигмей», «Кадетский монастырь», «Несмертельный Голован», «Русский демократ», «Инженеры-бессребреники», «Человек на часах» и др.).
«праведник» у Лескова соотносится с человеком, постигшим истину жизни. Несут ее людям лесковские одно- думы и очарованные странники, инженеры-бессребреники и несмертельные голованы, бессменно стерегущие душу России. На них надеялся писатель, полагая, что ими будет она спасена.
Истина жизни, по Лескову, заключается в евангельской без- заботливости о себе — постоянной готовности прийти на помощь к другому человеку, в чувстве сострадания, бескорыстном служении людям, ибо каждый из живущих нуждается в тепле, любви, добре, утешении и понимании. Но каждый из живущих должен сам научиться любить и утешать. Поэтому человека- праведника Лесков открыл во всех слоях общества.
«Беззаботливые о себе» у Лескова в большинстве своем простые люди, невысокого звания, скромные, незаметные. Однако все они удивительно красивые люди. Красота их неброская, не видимая глазом, явленная душой редкой нравственной чистоты. Таковы воспитатели и врачи петербургского корпуса («Кадетский монастырь»), привившие своим воспитанникам человеколюбие в условиях жесточайшего николаевского времени, и инженеры-бессребреники, не пожелавшие служить злу Живет согласно Священному Писанию и собственной совести чудаковатый Однодум. Идут за советами люди к Головану, и, «должно быть, его советы были очень хороши, потому что всегда их слушали и очень его за них благодарили».
Но этот богатырского склада человек с «умными и добрыми» глазами и светящейся «в каждой черте его лица» «спокойной и счастливой улыбкой» не оставляет людей заботой и на деле. С самоотвержением и «изумительным бесстрашием» он входил в «зачумленные лачуги», чтобы хоть как-то облегчить положение обреченных на неминуемую смерть: поил зараженных свежею водою и молоком и проделывал это ежедневно, после чего его имя «стали произносить с уважением в народе».
«Пугало»), несправедливо прослывший в народе «пугалом». Но праведничество героя, по Лескову, связанное с евангельской проповедью добра, просветляет глаза и сердца людей: «Так всегда зло родит другое зло и побеждается только добром, которое, по слову Евангелия, делает око и сердце наше чистыми».
«прекрасное и доброе лицо» у «колдуна» и «злодея» Селивана. А считали его таковым по причине нелюдимости; людей он всячески избегал и жил вместе с немощной женой на заброшенном постоялом дворе, куда «не заглядывал ни один проезжающий», потому и рассказывали о нем всяческие небылицы. Но никто не мог предположить, что увела его от людей единственно забота о де- вочке-сироте, дочери палача, «человека презренного в народе». Он «скрывал ее потому, что постоянно боялся, что ее узнают и оскорбят», смирившись во имя другого человека с собственной участью изгоя, «пугала».
Праведники у Лескова не озабочены вниманием к себе окружающих, не стремятся к тому, чтобы их благородство было кем-то замечено. Завершая рассказ «Человек на часах», Лесков пишет: «Я думаю о тех смертных, которые любят добро, просто для самого добра и не ожидают никаких наград за него где бы то ни было. Эти прямые и надежные люди тоже, мне кажется, должны быть вполне довольны святым порывом любви...» — любви и сострадания к другому человеку, нуждающемуся в них.
Поэтому когда солдат Измайловского полка Постников, стоя ночью на часах у Зимнего дворца, заслышал «отдаленные крики и стоны» со стороны Невы, то его первым, естественным порывом было «подать помощь утопающему».
Но Постников также «помнил и службу и присягу; он знал, что он часовой, а часовой ни за что и ни под каким предлогом не смеет покинуть своей будки». В противном случае солдата на часах ожидали военный суд, а потом гонка сквозь строй шпицрутенами и каторжная работа, а может, даже и расстрел. Однако стоны и зов о помощи пересилили боязнь за себя. Часовой бросился к сходням и сбежал на лед.
С момента спасения солдатом тонувшего человека начинают происходить события, не поддающиеся здравому объяснению. Верхом абсурда во всей этой истории явилось наказание часового двумястами розгами как нарушившего свой долг. И таким образом в лице главного героя рассказа Лесков представил не только тип праведника, незримо творящего подвиг человеколюбия, но и жертву российского произвола и беззакония.
По сравнению с Селиваном или Голованом, праведниками по жизни, Флягина трудно назвать таковым. Иван Северьяно- вич находится лишь в самом начале праведнического пути. Не случайно повесть «Очарованный странник» имеет «распахнутый» финал. Лескову было важно показать, насколько трудна и драматична дорога героя (и подобных ему людей) к обретению своего земного предназначения.
«Очарованный странник». Повествование в «Очарованном страннике» начинается с того, что юный Иван «возлюбил коня». И восхищали его те кони, что «просто зверь, аспид, василиск», те, что «устали... никогда не знали», одним словом, дикие кони, а не смирные заводские, на которых «даже офицеры могут сидеть».
Под стать мальчишеской страсти был и Иванов характер — по-русски удалой, залихватский, безудержный. Нет в нем никакой сдерживающей струны, опорной точки. Вот и получается, что в азарте, запале, форейторском озорстве нагнал Иван воз, на котором спал старичок-послушник, и изо всей мочи ударил старика «вдоль спины кнутом». С тех пор стал приходить к нему во сне тот монах и плакать, что умер без покаяния. От него-то Иван узнал и свою судьбу: много раз погибать и ни разу не погибнуть, пока придет настоящая погибель, и тогда пойдет он в чернецы, как мать Богу обещала.
Предначертанное свыше роковое движение героя «от одной стражбы к другой» не замедлило сказаться. Начало было положено, когда Иван вместе с лошадью сорвался в пропасть, потом история с голубятами и последовавшее за ней наказание, чуть не приведшее его к самоубийству... Все, как предсказал Флягину монах — много раз погибать и ни разу не погибнуть...
когда сказывается отсутствие в нем крепкого нравственного стержня, понимания разницы между добром и злом. Так начинается хождение «по мукам жизни» Ивана Северьяновича. А дорога, на которую выходит герой, за каждым поворотом таит неожиданные препятствия. Как будто возымели над ним власть неведомые чародейские силы, околдовали его. «Я многое даже не своею волею делал»,— признается слушателям Флягин. Сам он склонен объяснять происходящее с ним «родительским обещанием» или, по его же словам, «призванием». Эта власть рокового начала и делает его «очарованным странником», а еще, по Лескову, «очарованным богатырем», который, подобно древнему витязю из русских былин, погружен в мертвый сон, обессилен вражьими чарами.
Однако горестные скитания Ивана Северьяновича обусловлены и вполне реальными причинами. Он уходит с цыганом-конокрадом, потому что не хочет возвращаться в графский дом, к своему наказанию — «в аглицком саду для дорожки молотком камешки бить». Бежит в Рынь-пески, спасаясь от возможного преследования полиции за смерть богатыря Савакирея. Уходит в монастырь по той причине, что «деться было некуда».
Немало содействуют скитальчеству Ивана и чары внутренние, в первую очередь обостренное чувство собственного достоинства. Недаром мальчик так любит диких коней, что, как птицы, тоскуют в неволе, «от стен шарахаются», околевают от жажды и голода, но не смиряют гордыни, не поддаются воспитанию. Для него лучше стать «разбойником», чем «завтра и послезавтра опять все то же самое, стой на дорожке на коленях да... молотком камешки бей». Более того, душевная гордость Ивана не дает снести насмешки окружающих, что за «кошкин хвост» осужден он «гору камня перемусорить».
Значительно утяжеляют жизнь героя импульсивность и безоглядность, свойственные русскому человеку. Лишь графинина горничная «ручкой хвать» Флягина по щеке, как он, «долго не думая» («с детства был скор на руку»), «схватил от дверей грязную метлу да ее метлою по талии...» или, потрясенный унизительным наказанием за графскую кошку, мгновенно принимает решение удавиться. Не подоспей цыган, «я бы все это от моего характера пресвободно и исполнил», признается Флягин.
Русский характер у Лескова не только широк и доверчив, но и поразительно легок попаданием в зло. Флягин — убийца, вор, преступник. И как легко расстается он со злом. Трижды убил — и вроде никакая грязь на него не липнет. Своровал — и ладно. Обманывал — так ведь пришлось! В результате лесковский герой оказывается в конфликте не только с внешними обстоятельствами, драматизирующими его жизнь, но и с самим собой, собственной натурой.
жизненного пути, на котором он и барам своим сумел крепко насолить, и со степным богатуром жестоко на ремнях подрался ради красавца жеребца, в татарском плену долгие годы «подщетиненным» сидел, опалил сердце страстной и жертвенной любовью, безумным загулам предавался, помог любимой, не стерпевшей измены пустого человека, расстаться с жизнью, подвиг военный совершил, в офицеры выслужился, сменил военный мундир на рясу...
И ведут Флягина по дороге жизни чувство прекрасного, очарованность миром, являющиеся доминантой характера лесковского странника. Так в повести открывается вторая сторона смысла поэтической формулы «очарованный странник».
Очаровывая, уводит героя вслед за собой красота песни, которая «то плачет, то томит, просто душу из тела вынимает, а потом вдруг как хватит совсем в другом роде и точно сразу опять сердце вставит...». Сродственное душе Ивана Северьяно- вича чувство прекрасного явлено и красотой коня («И чувствую, что рванулась моя душа к ней, к этой лошади, родной страстию»).
Стремление обладать красотой обращает все существо героя в мощный, безотчетный порыв. Кажется, спроси татарин у Флягина за коня «не то что... душу, а отца и мать родную, и тех бы не пожалел». Яростно бьется он на кнутах с Савакире- ем за обладание чудо-конем. Безудержно сыплет деньги на поднос Грушеньке, а потом и вовсе «пустил свою душу погулять вволю» — пошел перед Грушею вприсядку, опьяненный ее красотой. Позже герой Лескова скажет, что за такую красоту «восхищенному человеку погибнуть... даже радость».
Вслед за восхищением женской красотой придет к Ивану Северьяновичу глубокое чувство любви к цыганке Груше, в котором обнаружится желание не только разделить с любимой ее боль и страдание, но и сохранить ее душу неоскверненной.
— человека, «беззаботного к себе». Пока же бескорыстная «рекрутчина» и воинский подвиг Ивана Северьяновича связаны единственно с отмаливанием Грушиной души. Но недалеко то время, когда пробудится в герое Лескова потребность высшего жертвенного подвига во имя народа. В воздухе запахло войной, и Иван Северьянович ждет только часа сбросить рясу со своих богатырских плеч, опоясаться мечом и отдать жизнь за народ.
«Мне за народ очень помереть хочется» — эта флягинская фраза, достойная эпического героя-богатыря, живущего свершениями деяний во имя своего рода, венчает итог странствий Ивана Северьяновича, будущего праведника. В финале он предстает личностью в силе и мощи духовной высоты и нравственной стойкости, обретшей смысл жизни в простой истине — жить для других.
Об этой открывшейся лесковскому герою истине жизни рассказал непосредственно он сам, как мог, по-своему, на своем языке, без вмешательства автора.
История очарованного странника много проиграла бы, поведай ее не сам Иван Флягин в своей неторопливой, простодушной и рассудительной манере, чудесно оттеняющей невероятность происходящего с рассказчиком.
Лесковский сказ. Нетрудно заметить, что в произведениях Лескова очень часто решающее значение приобретает фигура рассказчика, участника или свидетеля тех событий, о которых идет речь. Так было в «Запечатленном ангеле», «Тупейном художнике». Рассказчиком у Лескова становится или главный герой, или второстепенный персонаж. Важно одно — это человек оригинальный, наделенный особым видением рассказываемых событий, обладающий своеобразной речевой манерой. Выбор рассказчика очень важен, его речь дает окраску всему содержанию. И тут Лесков никогда не ошибался. Он был непревзойденным мастером сказа — такой формы повествования, которая характеризуется установкой на устную речь рассказчика.
(сказывания).
Используя сказ, Лесков, по его словам, развивал в себе умение «овладеть голосом и языком своего героя». Для этого он «внимательно и много лет прислушивался к выговору и произношению русских людей на разных ступенях их социального положения», в результате чего лесковские «священники говорят по-духовному, мужики по-мужицки, выскочки из них и скоморохи — с выкрутасами...».
Однако писатель не старался буквально передать живую речь той среды, которой принадлежит выбранный им рассказчик. Его странные словечки не подслушаны в народе, а придуманы самим Лесковым — «клеветой», «нимфозории», «буреметр», «мелкоскоп», «водоглаз», «студинг», «тугамент», «полшкипер»... Но не ради пустой игры он занимался словесным изобретательством.
Поздний Лесков. С середины 70-х годов в творческой жизни Лескова появляются признаки глубокого духовного кризиса. Прежде всего в 1874 году он расходится с Катковым, редактором «Русского вестника», в котором публиковались многие его произведения («Старые годы в селе Плодомасове», «На ножах», «Запечатленный ангел», «Соборяне»). Кстати сказать, отторжение было взаимным. «Не нашим» назвал Катков писателя. Вследствие разрыва с «Русским вестником» оборвалось печатание романа «Захудалый род».
В этот период Лесков заметно склоняется к переоценке ценностей, что не замедлило сказаться во время второй заграничной поездки летом 1875 года.
— через Прагу и Варшаву — возвращение в Петербург. Из-за границы Лесков вернулся с явно изменившимся отношением к церкви. «Вообще сделался «перевертнем» и не жгу фимиама многим старым богам».
В жизни писателя наступает полоса откровенной материальной нужды — в журналах его отказываются печатать, хотя и ценят. В немалой степени причиной этому является оклеветан- ность Лескова: распространяются слухи о том, что он «близок к III отделению».
В таком состоянии к нему вновь возвращается извечно томящий его вопрос: «Чей я?» И, как всегда, Лескову помогает главное дело жизни — творчество.
Однако реальная жизнь «трогала» писателя, отрывала от любимых занятий. Гнев духовенства навлекли на Лескова «Мелочи архиерейской жизни» (1878), названные «дерзким памфлетом на церковное управление в России».
Дерзок Лесков и в отношениях с правительственной администрацией. Как следствие этого, министр народного просвещения предлагает ему, члену ученого комитета, подать в отставку — он отказался. 9 февраля 1883 года Лесков был отчислен из министерства «без прошения».
Н. Лейкиным, этнографом С. Максимовым, художником Н. Ге, критиком В. Стасовым. Особенно близко сходится с Л. Толстым. Испытывает несомненное влияние последнего, работая над «Томленьем духа», «Фигурой», сказаниями, легендами, сказками. Лескова с Толстым сближал особый этический пафос их жизненных исканий.
«Писатель в справедливости суровой» (И. Северянин). В 1890-е годы в творчестве Лескова становятся заметно ощути - мыми сатирические тенденции. Праведническая тема отходит на второй план. Создаются произведения жесткие, чрезмерно критические — «Загон», «Дама и фефела», «Импровизаторы», «Заячий ремиз»...
Лескова волнует то, чем оборачивается для человеческой личности гнет современной действительности. И его вывод в «Заячьем ремизе» оказался столь устрашающим, что ни один журнал не отважился напечатать этот рассказ при жизни писателя. В центре рассказа — комическая и горестная история Оно- прия Перегуда из Перегудов, заурядного обывателя, ревностно несшего службу станового, пользовавшегося уважением крестьян за бесстрашную ловлю конокрадов и закончившего свои дни в сумасшедшем доме, мирно вяжущим шерстяные чулки для своих братьев — умалишенных. Поразительно, но перед читателем предстает все тот же лесковский праведник! Мечтательный мудрец в сумасшедшем доме, который, помимо всего прочего, делает маленькое, незаметное доброе дело — вяжет шерстяные чулки, чтобы рядом с ним живущим было чем прикрыть босые посиневшие ноги. «Заячий ремиз», написанный за несколько месяцев до смерти, стал лебединой песней Лескова.
Он доживал, много трудясь в своем кабинете среди гравюр и картин, многочисленных фотографий, запечатлевших прекрасные лица, бесчисленных портретов, старых книг... Завещал похоронить его по самому низшему разряду, поставив на могиле простой деревянный крест, и просил на похоронах никаких речей не говорить. Воля покойного была выполнена.
После долгого забвения этот замечательный русский писатель возвращен в русскую литературу. А его праведники так и продолжают оберегать русскую душу, укрепляя ее «беззаботли- востью о себе».
«Лесковский человек», праведничество, герой-праведник, рассказчик, сказ.
Вопросы и задания
2. Какие обстоятельства русской жизни 60-х годов и свойства личного характера обусловили общественное «одиночество» Лескова?
«лесковский человек»? Почему герои Лескова зачастую «удивительные и даже невероятные» люди? Что делает их такими? Покажите это на примере рассказов «Несмертельный Голован», «Однодум» и «Левша».
4. Кто такой лесковский праведник? Проследите но тексту рассказа «Несмертельный Голован», как раскрываются образ ге- роя-праведника, его доминирующие черты.
5. Проследите духовную эволюцию Ивана Флягина. Как она проявляется в его отношении к красоте? В чем заключается смысл поэтической формулы «очарованный странник»? Как вы считаете, было ли чувство Родины присуще Ивану Флягину изначально?
*6. Охарактеризуйте поздний период творчества Лескова в его основных проявлениях: настроения писателя, литературные и духовные связи, проблематика произведений и пр.
*7. В чем заключается влияние Лескова на прозу XX века?
Смысл странствий Ивана Северьяновича Флягина.
Две Катерины («Гроза» А. Н. Островского и «Леди Макбет Мценского уезда» Н. С. Лескова).
Русский человек в «Сказе о Левше».
Изображение самодержавной России в рассказе «Человек на часах».
Книга в жизни Н. С. Лескова.
Своеобразие лесковского сказа.
Тематика исследовательских работ
Идея праведничества в творчестве Н. С. Лескова. Духовенство в лесковских произведениях.
«святочного» рассказа в творчестве Н. С. Лескова. Женские характеры в произведениях Н. С. Лескова.
Литература
Аннинский Л. Лесковское ожерелье.—М., 1986.
Горелов А. А. Н. С. Лесков и народная культура.—Л., 1988. Дыханова Б. С. «Запечатленный ангел» и «Очарованный странник» Н. С. Лескова.— М., 1980.
Капитанова Л. А. Н. С. Лесков в жизни и творчестве.—М., 2002. Лесков А. Н. Жизнь Николая Лескова по его личным, семейным и несемейным записям и памятям. В 2 кн.— М., 1984.
Столярова И. В. В поисках идеала: Творчество Н. С. Лескова.—Л., 1978.
Примечания
[36] Иррациональное — не постигаемое разумом.