Ялтинский отшельник
Весной 1897 года у Чехова случилось сильное легочное кровотечение. Он попал в больницу. Врачи всерьез опасались за его жизнь. Зиму 1897/98 годов он проводит за границей — на курорте в Ницце. Значительного улучшения это не принесло, и врачи по возвращении Чехова на родину настоятельно советуют ему, чтобы избежать нового обострения, переселиться в более теплые места, на юг России. Чехов принимает решение поселиться в Ялте, на берегу Черного моря. Он строит там дом, вскоре туда к нему переезжает мать (отец, Павел Егорович, умер в 1898 году).
Значительным событием в жизни Чехова конца 1890-х годов стало его сближение с Московским Художественным театром К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко. Это был новый театр, который тогда только начинал входить в пору своей славы. Первое место в репертуаре театра заняли чеховские пьесы «Чайкам, «Дядя Ваня». «Три сестры», «Вишневый сад», пользовавшиеся грандиозным успехом. С того времени эмблемой театра (которую и сейчас можно увидеть на его занавесе) стало изображение летящей чайки. Тогда же, в конце 1890-х, Чехов познакомился с молодой актрисой этого театра — Ольгой Леонардовной Книппер, которая в 1901 году стала его женой. Но жить вместе, семьей, им почти не удавалось: Чехов из-за болезни должен был жить в Ялте, а Ольга Леонардовна — в Москве, где находился театр, в котором она была одной из ведущих актрис. По этому поводу Чехов однажды пошутил, что никто не виноват в том, что в него бес вложил бацилл, а в его жену-актрису — любовь к искусству. Тем не менее разлука с женой давалась ему тяжело. Ему не очень нравилась Ялта, он чувствовал себя в ней отшельником и нередко, в письмах, называл ее «тюрьмой», очень тосковал по природе средней России. Скрашивали его одиночество приезды новых знакомых и друзей из театральной и литературной среды. У него гостили такие тогда еще совсем молодые писатели, как М. Горький, И. А. Бунин, А. И. Куприн, из писателей-ровесни- ков — В. Г. Короленко, бывали певец Ф. И. Шаляпин, пианист и композитор С. В. Рахманинов. Для них Чехов был живым классиком.
и в отношении его общего взгляда на мир. В это время он окончательно разрывает с А. С. Сувориным, полностью разделяя точку зрения на него как на консерватора, а его собственные воззрения на общественную жизнь России сближаются с воззрениями либеральной, демократически настроенной интеллигенции. Конечно, как самобытный художник и мыслитель, Чехов и здесь остается оригинальным, не ищет общих решений, не дает конкретных рекомендаций. И тем не менее отличительной чертой его позднего творчества является то, что можно назвать устремленностью к новому, неведомому, готовностью раз и навсегда отбросить старые формы жизни, которые воспринимаются как оковы. Одно время принято было считать, что эти новые мотивы свидетельствуют о предчувствии Чеховым демократической революции 1905 года и даже социалистической революции 1917 года. Сегодня понятно, что думать так —значит сводить сложную проблему к простому решению. Чеховское неведомое напрямую никак не связано с политическими проблемами. Прежде всего оно имеет психологическое, то есть связанное с глубинными потребностями человеческой души, и философское измерение.
«Дом с мезонином». В позиции Лиды Волчаниновой, с которой он постоянно спорил, его не устраивало то, что в ее привязанности к школам, аптечкам, библиотечкам полностью отсутствует ощущение высшей цели, не связанной никакими сиюминутными интересами и соображениями, какими бы важными для настоящего положения вещей они ни казались. Именно в этом ключе следует понимать его слова о том, что «призвание всякого человека в духовной деятельности — в постоянном искании правды и смысла жизни».
Тот же смысл имеют в рассказе «Крыжовник» и слова Ивана Иваныча Чимши-Гималайского, недовольного поглощенностью своего брата низменным идеалом материального благополучия: «Человеку нужно не три аршина земли, не усадьба, а весь земной шар, вся природа, где на просторе он мог бы проявить все свойства и особенности своего свободного духа».
Понятие устремленности к неведомому имеет прямое отношение к чеховскому противопоставлению открытого и закрытого человеческого характера. Закрытый человек — это тот, кто закрывается от высшего и неведомого, или уходя в узкую, маленькую, предвзятую идею, или подменяя их низменной, убогой целью, или прячась от них в свои предрассудки и страхи. Открытый же человек открыт неведомому. Не скованный привычными страхами и предрассудками, которые только уродуют личность, делая ее жесткой, напряженной, зажатой, он, напротив, душевно гибок, мягок, раскрепощен.
— два постоянных проявления таинственного высшего смысла в поздних произведениях Чехова. Так, юная Мисюсь в «Доме с мезонином» тянется к духовному миру художника, человека искусства. Также очень важно и исполнено глубокого смысла то, что в конце рассказа «Человек в футляре», сразу после описания мрачных похорон Беликова, перед глазами читателя возникает изумительной красоты ночной лунный пейзаж — сельская улица с уснувшими ивами. Покойная, раскрепощенная ночная природа в этом эпизоде — прямой контраст постоянной скованности, зажатости Беликова, у которого лицо впервые повеселело только в гробу, да и то потому, что «он был рад, что наконец его положили в футляр, из которого он уже никогда не выйдет».
«Дама с собачкой». Наиболее откровенно и вместе с тем наиболее поэтично тема открытости новым, пока еще неведомым формам бытия звучит в рассказе «Дама с собачкой» — одном из лучших произведений ялтинского периода, общепризнанном шедевре чеховской прозы. Случайная встреча на курорте в Ялте Дмитрия Гурова и Анны Сергеевны, людей вполне обыкновенных и искавших, как по крайней мере кажется поначалу, лишь заурядного любовного приключения, неожиданно перерастает в большую, настоящую любовь, окрыляющую и одухотворяющую их обоих. Хотя Гуров женат, а Анна Сергеевна замужем, их семейная жизнь не приносит им счастья, более того — угнетает и тяготит их, не позволяя раскрыть в себе то лучшее, к чему бессознательно тянутся их души. В «Даме с собачкой» Чехов не боится поставить под вопрос традиционный идеал супружеской верности (что, между прочим, резко отличает его от позднего Л. Толстого, автора «Анна Карениной» и «Крейцеровой сонаты», которому этот идеал представлялся незыблемым и не подлежащим никакой критике). Писатель не выступает против брака как такового, но он хочет сказать, что бывают случаи, когда брак становится препятствием на пути к духовному пробуждению личности. И Гуров, и Анна Сергеевна, один — изменяя жене, другая — мужу, с точки зрения общепринятой морали поступают дурно. Но автор берет под защиту своих героев, оправдывает их, показывая, как много им дала их любовь друг к другу. Благодаря этой любви оба они сумели увидеть, что в жизни, помимо ее привычных, обычных, порою пошлых проявлений, существует еще что-то, чего они раньше не знали и о чем даже не подозревают ни жена Гурова, ни муж Анны Сергеевны, которого Чехов совсем не случайно наделяет труднопроизносимой и неприятно-холодно звучащей фамилией — фон Дидериц. Центральное место в общей композиции рассказа занимает эпизод, когда герои сидят на скамье на берегу моря и Гуров как будто впервые начинает постигать сказочную красоту мира (ему нравятся и глухой шум моря, и горы, и облака на широком небе), заставляющую его задуматься о существовании «высших целей бытия», иными словами, об истинном — добром и светлом — смысле жизни.
Но он не только грустен; к грусти примешивается, пусть и несколько туманная, надежда на то, что, при искренней готовности со стороны человека пройти все необходимые препятствия и испытания, неведомый, постоянно ускользающий смысл жизни будет найден. «И казалось, что еще немного — и решение будет найдено, и тогда начнется новая, прекрасная жизнь; и обоим было ясно, что до конца еще далеко-далеко и что самое сложное и трудное только еще начинается» — таковы последние слова рассказа.
и развернуться в полную силу. Отсюда возникает новое важное противопоставление: будущее, где люди станут открытыми, и прошлое, а также живущее прошлым настоящее, где преобладают люди закрытого типа, подобные Беликову, Старцеву или фон Дидерицу из «Дамы с собачкой». Ярче всего тема будущего звучит в рассказах «Случай из практики» и «Невеста», последнем произведении Чехова, можно сказать, его духовном завещании.
«Случай из практики». В «Случае из практики» разговор о будущем ведут молодой доктор Королев и девушка Лиза, к которой доктор был приглашен для лечения. Лиза больна странным нервным заболеванием: она плачет ночами, страдает от глубокого внутреннего одиночества, чувствует, что угнетена жизнью. Доктор Королев довольно скоро понимает, что болезнь Лизы не из тех, которые лечатся лекарствами. Ей просто нужен дружеский собеседник, душевно близкий ей человек, с которым она могла бы поделиться своими переживаниями. И таким человеком становится сам доктор, тронутый страданиями девушки и сумевший окружить ее атмосферой сочувствия, доброжелательного внимания, которой ей так не хватало. Он также понимает, что необходимо заронить в душу Лизы зерно веры в лучшее, в то, что в жизни есть смысл, ради которого стоит жить. Таким смыслом, на существование которого в беседе с Лизой намекает Королев, и оказывается будущее, которое с неизбежностью должно сменить унылое настоящее. «Хорошая будет жизнь лет через пятьдесят»,— говорит он. Чехов, как и его герой, намеренно неконкретен в определении того, каким именно будет это прекрасное будущее. Из того, что говорит доктор, ясно только, что люди не будут в нем угнетены бременем привязанности к низменным материальным благам (как сейчас, в настоящем, угнетена этим, может быть, сама не сознавая того, несчастная Лиза, владелица фабрики и наследница миллионного состояния). Это и будет проявлением их открытости — открытости миру и друг другу, а значит, новой или истинной человечности и любви. Таким образом, понятно, что будущее для Чехова — это не более чем символ того неведомого, приблизиться к которому он призывает своих читателей. Поздний Чехов намного больше похож, чем Чехов ранний и зрелый, на писателя, обладающего своей «общей идеей» или своей «верой».
«Невеста». Однако рассказ «Невеста» доказывает, что Чехову никогда не изменяла способность даже на самую дорогую «общую идею» посмотреть с еще более широкой — философской точки зрения, увидев, что у нее, как у любой человеческой идеи, есть не только свои «плюсы», но и свои «минусы» и что она не является ответом на все вопросы жизни. Главная героиня «Невесты», Надя Шумина, решительно порывает с устойчиво консервативным бытом своей семьи, отказывается от материально обеспеченного существования, к которому она привыкла с детства и к которому стремились ее навсегда привязать бабушка, мать и жених Андрей Андреич,— отказывается ради того, чтобы зажить по-новому, как-то совсем не так, как принято жить в мире прошлого. Из провинциального города, где прошли ее детство и юность, Надя уезжает в Петербург, где живет совершенно самостоятельно и свободно. В какой мере Надя приблизилась к будущему, прикоснуться к которому она так мечтала, читателю остается неизвестным: ее жизнь в Петербурге не описывается в рассказе. Известно только, что она уверена, что ее выбор правилен. Похоже, что ее уверенность разделяет и Чехов, но в то же время он показывает и оборотную сторону выбора Нади. Мы видим, какой трагедией для ее матери и бабушки обернулся ее разрыв с семьей, видим и то, как холодна Надя, ненадолго приехавшая из Петербурга в родной город, к своим родным. Такое поведение Нади невольно бросает тень на идею прекрасного будущего, ради которого она в свое время порвала с семьей.
Тема будущего активно присутствует и в двух последних пьесах Чехова — «Три сестры» и «Вишневый сад». Но драматургия Чехова, прославившая его на весь мир, нуждается в том, чтобы говорить о ней особо.