Наши партнеры

https://forum.zaymex.ru/
water toys
Беспроцентные кредиты

Дерридианская деконструкция философии

Введение

Термин "деконструкция" введен в 1964 г. руководителем Парижской фрейдистской

* Логоцентризм, или лого-фоноцентризм, по Деррида, — традиция европейской метафизики, основанная на уравнивании голоса и логоса.

школы, психоаналитиком Жаком Лаканом и теоретически обоснован философом Жаком Деррида в книге "О грамматологии"* (1967).

Деррида подвергает критике метафизический способ мышления, предпринимает попытку преодоления метафизики, с которой отождествляет всю европейскую религиозно-философскую традицию.

Метафизическая традиция критикуется за понимание "бытия как присутствия", предполагающее наличие основы, начала, центра; за репрессивный тип мышления в бинарных оппозициях, где один из терминов занимает привилегированную позицию; за вульгаризацию в осмыслении таких понятий, как "история", "время", и многое другое.

Для преодоления метафизической традиции Деррида "использует ресурсы, которые являются не позитивными, а негативными составляющими этой традиции", и само преодоление для него "вовсе не означает простого выхождения за пределы метафизики" [200, с. 127]. Оно предполагает прежде всего "расшатывание, смещение границ метафизики, в результате чего открывается бесконечное поле деятельности" [200, с. 127]. Деррида специально оговаривается, что преодоление философии заключается не в том, чтобы перевернутьоперечеркнуть ее очередную страницу, а в том, чтобы читать философов критически, с открытыми глазами, преобразовать философию в постфилософию. Этой цели и служит деконструкция.

Значение термина "деконструкция".

Деконструкция, согласно Деррида, — операция**, применяющаяся к "традиционной структуре или архитектуре основных понятий западной онтологии или метафизики" [127, с. 53] и предполагающая ее разложение на части, расслоение, дабы понять, "как некий "ансамбль" был сконструирован, реконструировать его для этого" [127, с. 54]. Демонтаж какой-то структуры "не является регрессией к простому элементу, некоему неразложимому истоку" [127, с. 55]. Он сам создает философемы, нуждающиеся в деконструкции. "Два шага Д<еконструкции> — переворачивание и реконструкция — производятся одновременно, что в то же время сохраняет различие между ними" [200, с. 134].

Деконструкция, по Деррида, "имеет место, это некое событие, которое не дожидается размышления, сознания или организации субъекта — ни даже современности" [127, с. 56]. "Это деконструируется. <...> Это в деконструкции", — поясняет философ [127, с. 56], указывая, что для него слово "деконструкция" представляет интерес "лишь в известном контексте, в котором оно замещает и позволяет себя определить столькими другими словами, например "письмо", "след",

* Грамматология — постструктуралистская наука о письме как знаковой системе взаимной коммуникации людей и о роли письмо в культуре.

** Философ характеризует ее методом "от противного", настаивая: "Всякое предложение типа "деконструкция есть X" или "деконструкция не есть X" априори не обладает правильностью..." [127, с. 56].

"différance", "supplément", "гимен", "фармакон", "грань", "почин", "парергон" и т. д." [127, с. 57].

Каждое событие деконструкции единично; это операция, имманентная деконструируемым текстам или дискурсам. Деконструкция изобретательна или ее не существует.

Джон Р. Серль позднее охарактеризовал деконструкцию как "некое множество текстуальных стратегий, направленных по преимуществу на подрыв логоцентрических тенденций" [373, с. 58].

По Дж. X. Миллеру, деконструкция — не демонтаж структуры текста, а демонстрация того, что уже демонтировано.

Ольга Вайнштейн характеризует деконструктивизм, как "стиль критического мышления, направленный на поиск противоречий и предрассудков через разбор формальных элементов" [68, с. 53]. Цель — разоблачение догматизма во всех видах.

В истолковании Надежды Маньковской деконструкция — "художественная транскрипция философии на основе данных эстетики, искусства и гуманитарных наук, метафорическая этимология философских понятий; своего рода "негативная теология", структурный психоанализ философского языка, симультанная деструкция и реконструкция, разборка и сборка" [283, с. 12].

Деконструкция эквивалентна переконструированию, "перестройке" (как шутливо разъяснил Деррида, находясь в Москве). Она "двужестова". В деконструкции сохраняется связь с традиционной структурой и в то же время внутри нее производится что-то новое

В самом термине Déconstruction, отмечает А. В. Гараджа, сочетаются «"разрушительное" "de" с созидательным "con" — настолько созидательным, что даже "de" при случае могло обозначать не отрицание, а генеалогическую связь: речь шла об отстранении, отклонении...» [83, с. 42].

Маньковская уточняет: "Если термин "деструкция" ассоциируется с разрушением, то грамматические, лингвистические, риторические значения деконструкции связаны с "машинностью" — разборкой машины как целого на части для транспортировки в другое место. Однако эта метафорическая связь не адекватна радикальному смыслу деконструкции. <...> Не являясь отрицанием или разрушением, деконструкция означает выяснение меры самостоятельности языка по отношению к своему мыслительному содержанию..." [283, с. 13, 18].

Одна из важнейших задач деконструкции заключается "в выявлении внутренней противоречивости текста, в обнаружении в нем скрытых и не замечаемых не только неискушенным, "наивным читателем", но и ускользающих от самого автора ... "остаточных смыслов", доставшихся в наследство от дискурсивных практик прошлого, закрепленных в языке в форме мыслительных стереотипов и столь же бессознательно трансформируемых современными автору языковыми клише..." [183, с. 34].

Деконструкция как децентрация.

Деконструкция направлена прежде всего против принципа "центрации", пронизывающего буквально все сферы умственной деятельности современного европейского человека. "Центр" организует "структурность структуры". Но, по Деррида, "центр" — «не объективное свойство структуры, а фикция, постулированная наблюдателем, результат его "силы желания" или "ницшеанской воли к власти"» [189, с. 111]. Всевозможные виды "центризмов" обобщены Деррида в понятии "логоцентризм". Логоцентризм, по Деррида, — "не только способ помещения логоса и его переводов (разума, дискурса и т. д.) в центре всего, но и способ определения логоса в качестве центрирующей, собирающей силы. Versammlung, так интерпретирует Хайдеггер все это, и в особенности logos, legein, — как то, что собирает и кладет пределы рассеиванию; это способ соединения и собирания всего. Способ европейский..." [128, с. 171]. Считая, что логоцентризм* навязывает свою "идеологию" (собственный смысл), подавляет иные типы познания становящегося мира, философ предпринимает попытку избавить "опыт мысли" от господствующей модели. Децентрация, рассеивание "твердых" смыслов, и становится у него одним из основных понятий деконструктивизма, важнейшая цель которого — демистификация фантомов, внедряемых посредством языка.

Децентрация осуществляется в основном в двух аспектах: "децентрирования субъекта" и "децентрирования дискурса", что имеет следствием деиерархизацию и релятивизацию отношений в бинарных оппозициях "язык—речь", "речь—письмо", "означаемое—означающее", "текст—контекст", "природное—культурное", "мужское—женское" и т. д. (т. е. ведет к преодолению жесткой смысловой однозначности текста).

Деррида стремится "выйти за рамки классической философии, "начать все сначала" в ситуации утраты ясности, смысла, понимания, заново, незапрограммированно погрузиться в стихию текста. Этому служит тонкий, изощренный анализ словесной вязи, кружева слов в разнообразных контекстах, выявляющий спонтанные смещения смысла, ведущие к рассеиванию оригинального текста. Текст теряет начало и конец и превращается в дерево, лишенное ствола и корня, состоящее из одних ветвей. Цитатное письмо в сочетании с симптоматическим чтением, локальным микроанализом текстов позво-

* В "феминистской критике", возникшей в рамках деконструктивизма, концепция логоцентризма Деррида «была пересмотрена как отражение сугубо мужского, патриархального начала и получила определение "фаллогоцентризма"» [183, с. 37]. Фал-логоцентризм — синоним мужского шовинизма/авторитаризма в культуре.

ляет сосредоточить внимание на основных темах грамматологии — дисциплины, обобщающей принципы деконструкции: знаке, письме, речи, тексте, контексте, чтении, различении, метафоре, бессознательном и др. Деконструкцию логоцентризма Деррида начинает с деконструкции знака, затрагивающей краеугольные камни метафизики" [283, с. 20]*.

Деконструкция знака.

Согласно традиционной теории языка, реальность репрезентируется сознанию посредством языковых обозначений, и именно означаемое позволяет языку воспроизводить реальность объективно; означающее же — как вторичная, производная от смысла инстанция — из этого процесса исключается.

Возникшие в недрах структурно-семиотического комплекса языковые концепции сознания и бессознательного Деррида преобразовывает в духе постструктурализма, рассматривающего язык не в качестве нейтрального посредника между реальностью и мышлением, а как образование, имманентное реальности.

Уже в лингвоцентрической теории Лакана язык называет не вещь, а ее значение, знак. Значение же отсылает лишь к другому значению, а не вещи, знак — к другому знаку. «Таким образом, "язык — это не совокупность почек и ростков, выбрасываемых каждой вещью. Слово — не головка спаржи, торчащая из вещи. Язык — это сеть, покрывающая совокупность вещей, действительность в целом. Он вписывает реальность в план символического"» [283, с. 56]. В отличие от репрезентативной теории, где означаемое господствует над означающим, у Лакана означающее, сопрягаемое с символическим, господствует над означаемым, сопрягаемым с воображаемым.

Деррида идет по пути не символизации, а семиотизации и текстуализации.

Вслед за Лаканом Деррида отказывается от теории знака, предполагающей неразрывное единство означаемого (понятия) и означающего (акустического образа слова). Но в отличие от Лакана он стремится деиерархизировать отношения в бинарной оппозиции "означаемое—означающее", ни то, ни другое не наделяя привилегированным положением и тем самым лишая центрирующей роли.

Знак у Деррида соотносится не с вещью, которую замещает, и не с воображаемым, а с языком как системой априорно существующих различий.

Восприятие означаемого объекта требует, согласно Деррида, логики его различения с уже известным. "Смысл слов не в них, а между

* "ЗНАК — материальный объект, выступающий как представитель другого объекта, свойства или отношения и несущий определенную информацию. Различаются языковые и неязыковые знаки, а среди последних — копии, признаки и символы" [391, с. 27].

Знак — "это интерсубъективный посредник, структур-медиатор в обществе"

[392, с. 187].

ними, и язык — всего лишь система различий, отсылаемых всеми элементами друг к другу, и нет возможности остановиться на одном из них. Слово-ключ не существует, так же как и центр. Тогда-то, в отсутствие центра или источника, язык вторгается в область универсальной проблематики, все становится речью, т. е. системой, в которой центральное обозначение никогда в абсолютном смысле не присутствует вне системы. Отсутствие трансцендентного обозначаемого расширяет до бесконечности поле и игру значений" [410, с. 11]. В ряде случаев возможно говорить об отложенном означаемом, например, когда речь идет о литературе. "Ведь художественная литература — все-таки подобие, simulacrum. Когда читаешь художественные тексты, имеешь дело с чрезвычайно сложной референцией, многослойной, перегруженной", — напоминает философ [123, с. 76]. Отсюда — использование им понятия "différence" как принципа смыслоразличения. Оно синтезирует "стремление установить различие (différence) и в то же время отложить, отсрочить его (différer)" [283, с. 23]. Оппозиционное различие (différence) уступает место различению (différance), инаковости.

Постструктурализм имеет дело со "следами". "Эти следы суть не что иное, как отпечатки тех смысловых контекстов, в которых побывало "общенародное" слово прежде, чем попало в наше распоряжение" [218, с. 14].

Знак у Деррида "не связывает материальный мир вещей и идеальный мир слов, практику и теорию. Означающее может отсылать лишь к другому означающему, играющему, таким образом, роль означаемого. Разница между чувственным означаемым и интеллигибельным означающим исчезает, и в результате этой "трансцендентальной контрабанды" знак становится чувственно-интеллигибельным. Возникают не смыслы, но эффекты, грань между знаком и мыслью стирается" [283, с. 20-21]*.

Деконструкция понятия знака соединяется у Деррида с деконструкцией принципа линейности в сочетаемости знаков, выявлением нелинейного типа их связей.

Деконструкция оппозиции "речь—письмо".

В противовес традиции, отдававшей приоритет устной речи как естественной, первичной перед письмом, считавшимся вторичным, лишь передающим речь (знаком знака), отдаленным от источника истины, Деррида деконструирует оппозицию "речь—письмо". Основные функции языка у него принимает на себя как раз репрессированное, по представлениям

" Интеллигибельный (лат. intelligibilis — постигаемый, мыслимый):

1. Сверхчувственный, постигаемый только разумом.

2. Вымышленный, нереальный, сверхъестественный" [404, с. 116].

философа, письмо (не звуковой язык, а письменные тексты), хотя Деррида отвергает не только лого-фоноцентризм*, но и графоцентризм **.

В европейской метафизике, утверждает философ, бытие "как "трансцендентальное означаемое" выражается в голосе. Детерминация истории бытия создается за счет устранения означающего как тела, материи, внешних по отношению к голосу, логосу. Видимость истории бытия создается за счет чистой самоаффекции, где субъект движется от себя к себе, отказываясь заимствовать извне "своего собственного" какие-то внешние обозначения. Субъект изнутри себя продуцирует порядок означающих. Этот опыт самоаффекции и обеспечивает идеальность как условие идеи истины, что и составляет опыт бытия" [204, с. 387].

Согласно Деррида, коммуникативные свойства письменных знаков превосходят речевые и без такой пространственно-временной записи, как письмо, объективация смысла соответствует интенции говорящего субъекта. Главное, по Деррида, что позволяет считать объект идеальным, — это его бесконечная повторяемость, вне зависимости от контекста. Такую возможность, считает философ, предоставляет письмо, через которое мы в отсутствие эмпирического субъекта способны воспроизводить первоначальный смысл, повторять его неограниченное число раз, вникая в него все более глубоко и беспристрастно.

Однако в отличие от графемики*** и графологии**** письмо у Деррида представляет собой "более чем графематический вариант фонетического языка" [202, с. 365]. Философ обнаруживает фундаментальный уровень бытования письма и речи, снимающий их противостояние, — архиписьмо*****, которое управляет всеми знаковыми системами, в том числе устной речью, создавая коммуникативное поле. Внимание Деррида перемещается со структуры на структурирование, "с самих смыслонесущих элементов на их связи, на переходы между ними, на движение в сети этих переходов", ибо он приходит к выводу, что только "уникальное местоположение в топологической системе этих связей, только движение по этой сети придает каждому элементу-"означающему" его означаемое, его смысл" [407, с. 41, 36].

Если исходить из понимания "мышления и культуры как процесса бесконечного замещения знаков, их постоянного перекодирования", то архиписьмо — "движущий импульс этого процесса, непрестанное

* Смысл здесь "и есть голос" (см: [204, с. 387]).

** Графоцентризм — традиция, отдававшая приоритет письму перед речью, основанная на догматической вере в письменные источники (схоластике).

*** Графемика — научная дисциплина, исследующая систему письма как автономного образования.

**** Графология — научная дисциплина, исследующая письмо как автономную семиотическую систему (безотносительно к речи).

***** Архиписьмо — в переводе И. П. Ильина, Т. X. Керимова , археписьмо - в переводе О. Б. Вайнштейн.

порождение значимых различий, тот электроток, что бежит по цепи замкнутых друг на друга культурных знаков" [68, с. 65]. Архиписьмо закрепляет "вариативность языковых элементов, их знаковую игру завуалированных различий, смещений, следов" [283, с. 21—22]. В какой-то точке данной системы игра значений приобретает самоценность, означаемое нельзя подставить на место означающего, оно отложено на будущее, значения ветвятся, множатся, вибрируют. Это истина ветвится бесконечным множеством смыслов по всем направлениям в "пространственном-становлении-времени", пульсирует, затягивает все дальше и глубже, оказывается бездонной.

Текст Деррида.

Сложноорганизованное многосмысловое гетерогенное образование, возникающее "в развертывании и во взаимодействии разнородных семиотических пространств и структур" как "практика означивания в чистом становлении" [201, с. 228] и способное генерировать новые смыслы, получает у Деррида наименование текста.

Дерридианскому тексту присущи внутренняя неоднородность, многоязычие, открытость, множественность, интертекстуальность*. Он производится из других текстов, по отношению к другим текстам, которые, в свою очередь, также являются отношениями.

Текст не имеет границ; связи смыслонесущих элементов в нем нелинейны.

«"Работа" Т<екста> совершается в сфере означающего. Порождение означающего может происходить вечно посредством множественного смещения, взаимоналожения, варьирования элементов» [392, с. 532].

Текст, по Деррида, — не объект, а карта, "имеющая свои дороги и их невидимые ответвления, подземные пути и так далее", или "хартия в смысле конституционном" [128, с. 181]: мир "конституируется" как текст.

Философ отказывается от интерпретации текста как сугубо лингвистического феномена ("в смысле устной или письменной речи"), распространяет понятие текста и на неязыковые семиотические объекты, на весь мир, рассматриваемый в категориях текста и, таким образом, "текстуализируемый". "Каждая реальность является текстовой по своей структуре, — замечает Т. X. Керимов, — поскольку воспринимается, переживается как система различий в смысле постоянных отсылок к чему-то другому" [203, с. 374]. В интервью с О. Б. Вайн-

* "Термин И<нтертекстуальность> введен Ю. Кристевой под влиянием М. Бахтина, который описывал литературный текст как полифоническую структуру. Буквально И<нтертекстуальность> означает включение одного текста в другой. Для Кристевой текст представляет собой переплетение текстов и кодов, трансформацию других кодов. И<нтертекстуальность> размывает границы текста, в результате чего текст лишается законченности, закрытости" [201, с. 228].

штейн Деррида сказал: "Для меня текст безграничен. Это абсолютная тотальность. "Нет ничего вне текста": это означает, что текст — не просто речевой акт. Допустим, этот стол для меня — текст. То, как я воспринимаю этот стол — долингвистическое восприятие, — уже само по себе для меня текст" [123, с. 74]. Для Деррида не существует ничего вне текста.

Деконструкция, по словам Деррида, в основном и нацелена на преодоление представления о тексте как сугубо лингвистическом феномене, на преодоление риторического подхода. "Моей задачей, — говорит философ, — было не только разомкнуть лингвистические границы текста, но и аналогичным образом вывести риторические конструкции за пределы риторической традиции или философской традиции" [123, с. 74]. Деррида хотел показать, что базовые философские понятия имеют риторическую, литературную подкладку и что любое понятие риторики (метафора, метонимия и т. д.) основано на некоторых метафизических допущениях. Поэтому в рамках узкого понимания текста (как лингвистического феномена) все должно подвергаться риторическому анализу, но одновременно надо держать в уме и деконструктивные вопросы-сомнения относительно авторитетности данной риторики и ее инструментов.

Изменение Деррида понятия "текст" разрушает оппозицию "текст—контекст". "Открытость не только текста, но и контекста, вписанного в бесконечное множество других, более широких контекстов, стирает разницу между текстом и контекстом, языком и метаязыком. Это не означает их превращения в единый гомогенный текст: тексты имманентно гетерогенны..." [283, с. 23].

Деконструкция границ между философией и литературой.

Предпринятая Деррида "текстуализация" реальности ведет к стиранию границ между различными языками культуры, и прежде всего между философией и литературой. Деррида отказывает философии в статусе "верховной науки", репрезентирующей бытие, рассматривает философский дискурс вне его предпочтения другим*, идет по пути сближения философии с литературой, впитывает опыт Ницше, разрушавшего границы между поэзией и философией. Как и Ницше, Деррида считает, что литература и искусство более непосредственно связаны с жизнью и с процессом становления. В литературе его привлекает многомерный, спонтанно-нелинейный способ мышления, многозначность, способность ускользать от окончательных ("единственно

* У Деррида, безусловно, есть предшественники, например американский ученый Пол Карл Фейерабенд, не только отстаивавший позицию теоретико-методологического плюрализма, но и предлагавший лишить науку центрального места в обществе, уравнять с другими формами духовной деятельности.

верных") ответов. Кроме того, философия учится у литературы существовать "без пользы", без задания, "беспартийно".

Деконструкция "не смешивает и не противопоставляет строгую философию и литературность, но вводит их в контекст более широкой творческой разумности, где интуиция, фантазия, вымысел — столь же необходимые звенья анализа, как и законы формальной логики" [283, с. 32].

Возникают новые формы дискурса, мутантные жанровые образования — результат "двойного письма". Деконструктивистская критика — философская и художественная одновременно (паракритика*), примером чего может служить многое из написанного Деррида.

Осуществляется не только своеобразная эстетизация философии — указывается один из возможных путей обновления литературы.

Деконструкция, по мысли Деррида, должна охватить весь культурный интертекст. Сам философ "обращается к текстам Гераклита, Сократа, Платона, Аристотеля, Руссо, Гегеля, Канта, Ницше, Фрейда, Гуссерля, Хайдеггера, Барта, Леви-Стросса, Фуко, Лиотара, де Мана, Альтюссера, Витгенштейна, Фейерабенда, а также произведениям литературного авангарда — Малларме, Арто, Батая, Жабеса, Понжа, Джойса, Целана, Соллерса и других, посвящая их исследованию многочисленные книги и статьи" [283, с. 19]. Культурная память человечества, включая маргинальные ее области, выводится из состояния пассивности, впрямую участвует в процессе мышления, познания, творчества.

Деконструкция метафоры.

Одной из важнейших задач Деррида считает деконструкцию метафоры. Западная метафизика характеризуется им как метафорическая (ее основные философские понятия метафоричны). Деррида убежден в том, что "метафизическое мышление неспособно уловить ускользающее современное бытие, провоцирующее отступление, отлив традиционных метафор" [283, с. 24—25].

"Специфика постмодернистской метафоры заключается в ее превращении в квазиметафору, метафору метафоры внутриметафизического характера. <...> Миметическое изображение уступает место изображению изображения, неповторимому экстазу словесной телесности, коду следов метафорической деконструкции" [283, с. 24—25]. Первостепенное значение приобретает ритм, предстающий "как ключ деконструкции гегемонии означаемого в пользу означающего..." [283, с. 25].

* Пара (санскр.) — «в философии "беспредельный" и "верховный"» [404, с. 195].

Деконструкция традиционной модели книги.

Размыкание структуры, тенденция к сближению и взаимодействию различных языков культуры побуждают "к поиску новых форм организации текста, которые противостояли бы тотальному построению самой книги — "книги как круга", когда произведение выступает в виде некоторого замкнутого, закрытого, завершенного мира" [203, с. 379].

Деррида "говорит о "двойной науке", "двойном письме", "двойном сеансе" — где на одной и той же странице в два ряда в две колонки располагаются тексты Платона и тексты Малларме, тексты Гегеля и тексты Жане", — отмечает Керимов [203, с. 379—380].

Новый тип книги, предлагаемый Деррида, основан на нелинейном принципе ее организации. Он характеризуется асимметричностью, объединением как единого целого несоединимых, казалось бы, вещей. В такой книге «инкорпорированы множественность голосов, полифония, "dissemination смыслов"» [203, с. 380]. Тем самым, по мысли (философа, подрывается тотальность, которую несет в себе книга традиционного типа.

Категория игры.

Вместе с другими постструктуралистами Деррида разрабатывает нелинейный, многомерный способ философствования, несовместимый с косностью, узостью, догматизмом, тоталитаризмом в сфере мышления, противящийся попыткам подавить жизнь идеей.

Жесткие рационалистические детерминистские определения cмeняет категория игры*, воспринятая у Ницше с его представлением о бытии как становлении, игре мировых сил** и у Йохана Хейзинги, выдвинувшего концепцию двуединства культуры и игры***.

"Поскольку философия ориентирована на трактовку познания, мышления, этических, эстетических форм самой деятельности людей

* "Говоря коротко, И<гра> есть процесс, в котором человек открывает возможность преодоления своей одномерности. А также и элементарности окружающих предметов, простоты и "линейности" взаимодействий с ними" [392, с. 193].

** "И тут появляется необходимость, совершив смелый прыжок, ворваться в метафизику искусства и повторить уже высказанное положение, что бытие и мир получают оправдание только как эстетический феномен; подтверждая эту мысль, как раз трагический миф убеждает нас, что даже безобразные и дисгармонические начала представляют собою художественную игру, которую ведет сама с собою Воля, несущая вечную и полную радость" [304, с. 245—246].

*** "... Культура возникает в форме игры, культура первоначально разыгрывается. <...> Человеческое общежитие поднимается до супрабиологических форм, придающих ему высшую ценность, посредством игр. В этих играх общество выражает свое понимание жизни и мира. Стало быть, не следует понимать дело таким образом, что игра мало-помалу перерастает или вдруг преобразуется в культуру, но скорее так, что культуре в ее начальных фазах свойственно нечто игровое, что представляется в формах и атмосфере игры. <...>

В поступательном движении культуры гипотетическое исходное соотношение игры и не-игры не остается неизменным. Игровой элемент в целом отступает по мере развития культуры на задний план" [447, с 61]

как связей бытия", в постструктуралистской постфилософии игра "оказывается одной из важнейших моделей функционирования этих связей". "Поскольку философия акцентирует в истолковании структур бытия их воспроизводимость, процессуальность, изменчивость", в постструктуралистской постфилософии игра "становится образом подвижных взаимодействий, устанавливающих и преобразующих связи элементов бытия" [392, с. 194-195].

Прихотливая игра значений в становящемся мире-тексте Деррида создает все новые "конфигурации письма как бесконечного, не знающего покоя поиска недостижимого единства смысла" [283, с. 12].

Вернуться к оглавлению