АЛЛЕГОРИЯ
АЛЛЕГО́РИЯ (греч. allēgoría — иносказание), литературный прием или тип образности, основой которого является иносказание: запечатление умозрительной идеи в предметном образе. В роли А. могут выступать как отвлеченные понятия (добродетель, совесть, истина и др.), так и типичные явления, характеры, мифологические персонажи, даже отдельные лица. В А. присутствуют два плана: образно-предметный и смысловой, но именно смысловой план первичен: образ фиксирует уже к.-л. заданную мысль. Поэтому аллегорический образ, в отличие от «самодостаточного» художественного образа (в котором оба плана принципиально неразделимы и равноценны), требует специального комментария; последний либо может быть составной частью аллегорического текста (например, басенная мораль), либо подразумеваться; так, в сюжете эпической поэмы, согласно точки зрения классицистической поэтики, персонажи античной мифологии — не только самостоятельные действующие лица, но и носители определенного, закрепленного за каждым аллегорического содержания: «Минерва — мудрость в нем [в эпическом «стихе» — А. П.], Диана — чистота, Любовь — то Купидон, Венера — красота» (А. П. Сумароков, «Эпистола о стихотворстве»). Традиционная трактовка А. как однозначного иносказания обусловлена ее повышенной и «открытой» оценочностью: предметный план ее, как правило, легко разъясняется в категориях «добра» и «зла». Однако как бы ни была прямолинейна умозрительная основа А., образное, предметное ее воплощение создает дополнительные или даже новые художественные и смысловые нюансы. (Так, притчевые лев, волк, лиса и т. п. в сознании читателя уже имеют определенную репутацию и поэтому воспринимаются не только как «опредмеченные» аналоги отвлеченной морали, но и как «живые» очеловеченные типы.) Особенно это относится к А. — олицетворениям («Безумие» Ф. И. Тютчева, некоторые баллады М. Ю. Лермонтова).
А., утратившие первоначальный «идейный» комментарий (например, притча о сеятеле, функционирующая в литературе вне своего истолкования в тексте Евангелия), подлежат дальнейшему «вторичному» осмыслению. В процессе культурно-исторического развития аллегорическому истолкованию могут подвергаться не предназначенные для такого восприятия мифологические персонажи и представления, а также устойчивые образы (топосы) прошлых культур.
А. М. Песков.
В истории литературы А. утверждалась как в «высоких», так и в «низких» жанрах. Отвлеченно-умозрительная основа А. не воспринималась как таковая в эпохи, когда «смысл» вещи не отделялся от ее «облика», «явление» — от «значения»; не случайно эллинистическое мышление постоянно смешивает А. и символ. Особого расцвета А. достигла в средние века — как иносказательное воплощение абсолютных ценностей бытия (см. Барокко); аллегорическая проблематика могла сочетаться с естественным, «живым» изображением героев и ситуаций («Роман о Лисе», стихотворные произведения Э. Спенсера, Г. Дугласа) и в эпоху классицизма. Обычные персонажи А. — Ад, Рай, Смерть, Любовь, Фортуна, Справедливость.
А. чужда новоевропейской литературе и эстетике, отождествившей ее с рассудочностью, рационалистической дидактикой. Однако аллегорическая образность как один из способов эстетического освоения действительности — важный компонент различных творческих систем художников XIX—XX вв.: П. Б. Шелли, М. Е. Салтыкова-Щедрина (сказки), Э. Верхарна, Г. Ибсена, А. Франса; в XX в. А. традиционно служит басне, сатире, гротеску, утопии и одновременно сближается с жанром притчи, параболы («Чума» А. Камю).
Литература:
Répin J., Mythe et allégorie, P., 1976 (есть библ.).
Л. Щ.