Миронова, Марья Ивановна ("Капит. дочка")
Смотри также Литературные типы произведений Пушкина
- "Девушка лет восемнадцати, круглолицая, румяная, с светло-русыми волосами, гладко зачесанными за уши". "Одевалась просто и мило". - "Маша девка на выданьи, а приданое" у ней "частый гребень, да веник, да алтын денег", говорит мать; по утверждению Савельича, "такой невесте не надобно и приданого". Савельич называет М. И. "доброй барышней и ангелом Божиим". Родители Гринева, которые были против брака сына с М. И., "вскоре" к ней искренно привязались, "потому что нельзя было ее узнать и не полюбить", прибавляет Гринев. Письмо Екатерины II к старому Гриневу "содержало похвалы уму и сердцу Марии Ивановны". "В высшей степени одарена была скромностью и осторожностью", "без притворной застенчивости". При первой встрече с Гриневым "села в угол и стала шить", но, когда полюбила Гринева, "без всякого жеманства призналась" ему в своей "сердечной склонности" и "сказала, что ее родители, конечно, рады будут ее счастию. - Но подумай хорошенько, - прибавила она: - со стороны твоих родных не будет ли препятствия?" - "Нет, Петр Андреич, - говорит М. И. Гриневу, - я не выйду за тебя без благословения твоих родителей. Без их благословения не будет тебе счастия". "Прочитав" ответ родителей Гринева, сказала дрожащим голосом: "Видно, мне не судьба... Родные ваши не хотят меня в свою семью. Буди во всем воля Господня! Бог лучше нашего знает, что нам надобно. Делать нечего, Петр Андреич, будьте хоть вы счастливы". - "Коли найдешь себе суженую, коли полюбишь другую - Бог с тобою, Петр Андреич; а я за вас обоих"... Расставаясь с Гриневым, М. И. заплакала. - "Прощайте, Петр Андреич, - сказала она тихим голосом: - придется ли нам увидеться или нет - Бог один это знает; но век не забуду вас; до могилы ты один останешься в моем сердце". Узнав о дуэли между Швабриным и Гриневым, сразу решила, что не Гринев "зачинщик ссоры": "Верно, виноват Алексей Иваныч!" На вопрос Гринева ("а почему вы так думаете, М. И.?") отвечала: "Да так... он такой насмешник! Я не люблю Алексея Иваныча. Он мне очень противен; а странно: ни за что б я не хотела, чтобы и я ему так же не нравилась Это меня беспокоило бы страх". Открыла Гриневу, что Швабрин за ней сватался. - "Алексей Иваныч, конечно, человек умный и хорошей фамилии и имеет состояние; но как подумаю, что надобно будет под венцом при всех с ним поцеловаться... ни за что! ни за какие благополучия!" - "Как мужчины странны! За одно слово, о котором через неделю верно б они позабыли, они готовы резаться и жертвовать не только жизнью, но и совестью, и благополучием тех, которые..." Узнав через Палашу, что Максимыч часто Гринева "издали видит на вылазках", пеняет ему: "вы совсем себя не бережете и не думаете о тех, которые за вас со слезами Бога молят". При словах матери о ней как о "вековечной невесте" "вся покраснела, и даже слезы капнули на ее тарелку", но сватовство Швабрина отклонила. Когда же он, пользуясь ее "беззащитным положением", "принуждал М. И. выйти за него замуж", писала Гриневу: "Мне легче было бы умереть, нежели сделаться женою такого человека, каков Алексей Иваныч: он мне не муж. Я никогда не буду его женою. Я лучше решилась умереть и умру, если меня не избавят". "Батюшка, Петр Андреич! - писала М. Ив-a Гриневу, - вы один у меня покровитель; заступитесь за меня бедную. Упросите генерала и всех командиров прислать к нам поскорее сикурсу, да приезжайте сами, если можете". И подписалась: "вам покорная бедная сирота Марья Миронова".
Когда Зурин назвал ее "невестой Гринева", покраснела по уши, но когда Гринев сказал, что он почитает ее "своею женою", "выслушала" его "просто, без притворной застенчивости, без затейливых отговорок. Она чувствовала, что судьба "ее соединена с" его, и "поцеловала" его "при всех".
"Трусиха", по словам матери, "не может слышать выстрела из ружья, так и затрепещет"; от пушечной пальбы (в день именин Василисы Егоровны) "чуть на тот свет не отправилась"; при получении известия о взятии Нижнеозерной М. И. "сделалось дурно", но во время осады Белогорской крепости "следовала всюду за матерью и не хотела отстать от нее"; - перед нападением Швабрина "стояла с ангельским спокойствием, ожидая решения своей участи"; заметя, что амбар был подожжен и "дым начал пробиваться из-под щелей порога", М. И. подошла к Гриневу "и, тихо взяв его за руку, сказала: "Полно, Петр Андреич! Не губите за меня и себя и родителей. Швабрин меня послушает. Выпусти меня!" На вопрос Гринева: "Знаете ли, что вас ожидает?" - отвечала спокойно: "Бесчестия я не перенесу. Но, м. б., я спасу моего благодетеля и семью, так великодушно презревших мое сиротство". Позднее объявила Гриневым, что необходимость заставляет ее ехать в Петербург, и отправилась одна "просить о правосудии у сильных людей как дочь человека, пострадавшего за свою верность".
"Мысль увидеть Императрицу лицом к лицу так устрашала М. И., что она с трудом могла держаться на ногах", но когда Императрица сказала, что Гринев "изменник", "вскрикнула": "Ах, неправда! Неправда, ей-богу, неправда! Я знаю все, я все вам расскажу. Он для одной меня подвергался всему, что постигло его. И если он не оправдался перед судом, то разве потому только, что не захотел запутать меня".
Узнав об аресте Гринева, "хотя сильно была встревожена, но молчала". Мучилась более всех", т. к. была уверена, что Гринев "мог бы оправдаться, когда бы только захотел; она догадывалась об истине и почитала себя виновницей "его несчастия". Она скрывала ото всех свои слезы и страдания и "непрестанно думала о средствах "спасти" Гринева; уезжая в Петербург, только "отчасти объяснила" Гриневой "свои предположения". Получив от Екатерины II собственноручное письмо, в котором императрица извещала отца Гринева об оправдании его сына, "в тот же день", "не полюбопытствовав взглянуть на Петербург, обратно поехала в деревню". "В высшей степени одарена была скромностью и осторожностью", но "без притворной застенчивости". Письмо Екатерины II к старому Гриневу содержало похвалы уму и сердцу Марьи Ивановны.
Критика: "... Глубоко задуманный, сложный и возвышенный характер и гениально обрисованный тип чудной русской девушки конца прошлого столетия". "И в бытовом и психологическом отношении Марья Ивановна представляет громадный интерес и должна быть отнесена к числу величайших созданий Пушкинского творчества". - "Пушкинская Татьяна сильнее поражает воображение. От ее скорбно-задумчивого облика так и веет романтизмом и чарующею прелестью; зато кроткое лицо Марьи Ивановны окружено ореолом чистоты и поэзии и даже, можно сказать, святости. Марья Ивановна с гораздо большим основанием, чем Татьяна, может быть названа идеалом русской женщины, ибо в ее натуре, в ее стремлениях и во всем складе ее ума и характера не было ничего не русского, вычитанного из иностранных книг и вообще навеянного иноземными влияниями. Всеми своими помыслами и влечениями Марья Ивановна связана с русским бытом". "М. И. исключительная и богато одаренная натура, представляющая сочетание самых противоположных элементов и очень сложный, не легко понимаемый характер. Чуткость сердца, впечатлительность и женственность составляют прежде всего бросающиеся особенности Марьи Ивановны. Она очень самолюбива и живо чувствует горечь обиды". "Но Марья Ивановна не имела ничего общего с хилыми и дряблыми натурами. Она была решительна и смела в своих поступках, когда ей нужно было определить свои отношения к людям. Она не любила прибегать к чужим советам; она умела действовать самостоятельно, тщательно обдумывала каждый свой шаг, и, раз приняв какое-нибудь решение, уже не отступала от него".
"Она мало говорила, но много думала; в ней не было скрытности, вытекающей из недоверчивого отношения к людям; но она рано привыкла жить внутреннею жизнью, оставаться наедине с собою и со своими мыслями. Сосредоточенная, вдумчивая и несколько замкнутая в себя, она поражает своею наблюдательностью и способностью угадывать людей и их побуждения. Внимательно и зорко следя за движениями своего сердца и за голосом своей совести, она без особого труда постигла самые затаенные побуждения и свойства окружавших ее лиц".
"Владея ключом от своей души, она без труда отмыкала этим ключом и души других. В Марье Ивановне не было ни малейшей аффектации; она не умела рисоваться. Марья Ивановна - сама искренность и простота. Она не только не выставляла своих чувств напоказ, а стыдилась выразить их открыто". "Проникнутая восторженною, экзальтированною верой и глубоким сознанием долга, Марья Ивановна не терялась в самые тяжелые минуты жизни, ибо у нее всегда была путеводная звезда, с которой она не сводила глаз и которая не давала ей сбиться с прямой дороги. [Н. Черняев. "Капит. дочка"].