Лина (Капитолина) Чучина ("На родине")
Смотри также Литературные типы произведений Гончарова
- Сирота; сестра Чучи, барышня "неопределенных лет, не менее 25-ти и не более 30 лет". Наружности у нее "не было, т. е. женской": это был засохший цветок. "Белокурая с серыми, прятавшимися под низеньким лбом глазами, с хитреньким, высматривающим взглядом", она была некрасива: "глаза, смотрящие исподлобья, нависший над ними лоб и немножко выдававшийся подбородок, сообщали ей вид моложавой старушонки". Происходила "от старинного дворянского рода", но по фамилии Л. и ее сестру "никто никогда не называл; в некоторых домах принимали, в других смотрели на них небрежно, ради их бедности"; жила "с нуждой", "в тесной квартирке, в мезонине маленького деревянного домика, пробавляясь маленькой пенсией за службу отца да некоторыми женскими работами: вышиваньем подушек, вязанием шарфов, деланием цветов из воску и других ненужных вещей, которые покупались "знакомыми", "для подарков". "Была порядочно воспитана, т. е. умела в дурном переводе с русского говорить французские фразы, прилично сидеть в гостиной и держать себя за столом". "В гостиной Углицких появлялась редко, обедала у них, когда не было гостей". "Увертливая и скользкая, как ящерица, она все торопилась, бежала, в руках у нее всегда было какое-нибудь дело, ей все было некогда. Когда ее остановят на дороге, она торопливо отвечает, не глядя никому прямо в глаза". После того как губернаторша приняла ее "под свое крыло", Л. "постоянно" и "отлично, до тонкости исполняла поручения Углицкой, как бы они сложны ни были, по части женского туалета". "Благодаря ей никогда ни одной, самой богатой губернской львице не удавалось прежде губернаторши выписать из Москвы что-нибудь новое. Она под рукой умела сбывать выгодно надеванные губернаторшины, но еще свежие и нарядные для губернских и уездных барынь платья" и т. д. "И все это делала с наслаждением, проворно, как будто все счастье, между прочим, заключалось в том, чтобы угодить". "Подвижная, живая, как ртуть", Л. "была в постоянных разъездах по городу, в суете, в хлопотах". "Всюду втиравшаяся", она "у всех что-нибудь выспрашивала и знала все, что делается в каждом доме, начиная от крупных помещиков, председателей, до купцов и мещан". Сведения ее были до крайности разнообразны" (настоящая "газета"); "все это с живыми подробностями передавалось Марье Андреевне (губернаторше) по секрету". "Благодаря Л. у губернаторши в руках были нити всей губернской политики, и губернаторша без Л. также не могла обойтись, как муж ее без Добышева". "С раннего утра" Л. "присутствовала в спальне и будуаре Марьи Андреевны. Когда они были вдвоем", к ним никто не допускался. "Фавор" Углицкой Л. считала "за счастье", потому что, "когда заметили в городе, каким фавором она пользовалась у губернаторши, с ней перестали обращаться небрежно". "Уклончивая, ласковая до льстивости", она сама никого не любила: ни губернаторши, ни ее дочери, никого в городе; "не было у нее ни птички, ни собачки, ни цветка на окне - никого и ничего". "Самого Углицкого" немного боялась: она все подозревала, что, заговаривая с ней и глядя ей зорко в глаза, он будто искал в ней чего-то, к чему прицепиться, что-нибудь заметить в ней, обнаружить, поднять на смех - и уклонялась от разговора с ним, отделываясь от его шуток визгливым смехом". "Сестру свою она втайне презирала ("за ее абсолютную ненужность"), но скрывала это, чтобы и другие в губернаторском доме не заразились тем же и не свалили ее на ее плечи"; "в припадках желчи" сестру "обзывала немогучкой" и считала виновницей того, что она сама не может выйти замуж. - "Без нее, без этой немогучки, проговаривалась она по секрету: она, Л., давно была бы замужем. "А как посмотрят нас вместе, послушают ее, эту Чучу - все прочь идут: думают, что и я такая же беспомощная и неумелая и буду в тягость семье. А у меня золотые руки!" С их помощью Л. "пополняла свой гардероб, запаслась на многие годы, чуть ли не до старости, бельем, даже двумя лисьими мехами", т. к., обыкновенно, на те платья губернаторши, которые ей нравились, она не находила покупательницы и платья дарились ей". Спустя несколько лет после отъезда Углицких Л. все еще не потеряла надежды на замужество, "хотя другие давно потеряли ее". "Нельзя понять, на чем основывались ее надежды найти мужа. Разве на том, что у нее были золотые руки".