Ибрагим ("Арап Петра В.")
Смотри также Литературные типы произведений Пушкина
- "Молодой негр", "крестник" и любимец Петра В. "Капитан французской артиллерии ("И. обучался в парижском военном училище"); позднее капитан-лейтенант бомбардирской роты Преображенского полка". По первому впечатлению Татьяны Афанасьевны, "черный дьявол". "С твоим ли пылким, задумчивым и подозрительным характером, с твоим ли сплющенным носом, вздутыми губами, с этой ли шершавой головой бросаться во все опасности женитьбы?" - говорил ему Корсаков. На свою наружность указывает сам И. царю (при сватанье Ржевской), но Петр не дал ему досказать: "Твоя наружность? Какой вздор! Чем ты не молодец?" "Появление И., его наружность, образованность и природный ум возбудили в Париже общее внимание". Герцог Орлеанский удерживал его на французской службе, говоря: "останьтесь во Франции, за которую вы уже пролили свою кровь, и будьте уверены, что и здесь ваши заслуги и дарования не останутся без достойного вознаграждения". Петр "всегда получал лестные отзывы насчет его успехов и поведения" и был "чрезвычайно им доволен", "снисходительствовал к его просьбам, просил заботиться о своем здоровье, благодарил за ревность к учению" "и не жалел для него своей казны, присовокупляя к червонцам отеческие советы и предостерегательные наставления". Царь сам выехал "навстречу" И. и "на другой день после его приезда в Петербург поздравил И. капитан-лейтенантом бомбардирской роты Преображенского полка, коей он сам был капитаном". В Париже "все дамы желали видеть у себя le n?gre du czar и ловили его наперехват" "и не одна красавица заглядывалась на него с чувством более лестным, нежели просто любопытство", "но предупрежденный И. или ничего не замечал, или видел одно лишь кокетство". "Сладостное внимание женщин" "не только не радовало его, но даже наполняло горечью и негодованием. Он чувствовал, что он для них род какого-то редкого зверя, творения особенного, чужого, случайно перенесенного в мир, не имеющий с ним ничего общего. Он даже завидовал людям, никем не замеченным, и почитал их ничтожество благополучием". - "Отличался умом точным и наблюдательным". Он видел, что на него смотрели "как на чудо", "и это любопытство, хотя и прикрытое видом благосклонности, оскорбляло его самолюбие". "Мысль, что природа не создала его для взаимной страсти, избавила его от самонадеянности и притязаний самолюбия, что придавало редкую прелесть обращению его с женщинами". "Любовь не приходила ему на ум". "Разговор его был прост и важен". Корсаков дивился "терпению" И., который "битый час слушал бредни о древности рода Лыковых и Ржевских и еще" присовокуплял "к тому свои нравоучительные примечания". "Своим почтительным и ласковым обхождением, кротким и образованным умом" он снискал не только дружество боярина Ржевского, "но и уважение князя Лыкова и благосклонность доброй Татьяны Афанасьевны, которая не раз со вздохом говорила своему брату: "Лучшего жениха грех нам и желать, а жаль, что он Арап!" - Князь Лыков говорил, "что из всех молодых людей, воспитанных в чужих краях, царский арап всех более на человека походит". "Человек он степенный и порядочный", - замечал Гаврила Афанасьевич. В продолжение родов графини L. "каждый стон ее раздирал душу Ибрагиму; каждый промежуток молчания обливал его ужасом"; увидя новорожденного "черного младенца", сердце И. "билось сильно", он не имел "силы удержать своего восторга" и "благословил сына дрожащею рукою". Узнав от Корсакова, что графиня "взяла себе нового любовника", впал "в глубокое стесненное уныние". "Он повторял себе: это я предвидел, это должно было случиться. Потом открыл письмо графини (полное "страстными уверениями в любви"), перечел его снова, "повесил голову и горько заплакал". "Душа его была утомлена страстями, праздностию, тайным унынием". Свою судьбу И. считал "бедственной судьбой негра, жалкого творения, едва удостаиваемого названия человека". - "...Ты человек одинокий, без роду и племени, чужой для всех, кроме одного меня. Умер я сегодня, завтра что с тобою будет, бедный мой арап!" - говорит ему Петр. Посланный царем "в чужие края для приобретения сведений, необходимых государству преобразованному", И. "не торопился" с отъездом в Россию. Он отговаривался то раною (полученной "в испанской войне"), то желанием усовершенствовать свои познания, то недостатком денег, но "не пропускал ни одного бала, ни одного праздника, ни одного первого представления и предавался общему вихрю со всею пылкостью своих лет и своей породы", хотя "и Петр, и темное чувство долга призывали его в Россию". В двадцать семь лет "влюбился без памяти", "страстно" в графиню L. Еще "он не ведал ревности, но с ужасом ее предчувствовал; он воображал, что страдания разлуки должны быть менее мучительны". - "Ты должна была меня разлюбить; очарование должно было исчезнуть. Эта мысль, - писал он в письме к графине, - меня всегда преследовала", но при прощанье с нею "глаза его потемнели, голова закружилась; он едва мог выйти из комнаты"; в Петербурге он "содрогался" от "ужасной" мысли об измене графини: "ревность начинала бурлить в африканской его крови, и горячие слезы готовы были течь по его черному лицу". На вопрос Петра, хочет ли И. жениться на дочери боярина Ржевского, отвечал: "если б я имел в виду жениться, то согласится ли молодая девушка и ее родственники?" - "Я женюсь, конечно, не из страсти, но по соображению, и то, если она не имеет от меня решительного отвращения", - отвечал И. Корсакову, требовавшему, чтоб И. сказал "по совести", влюблен ли он "в эту маленькую mijaur?e". Он говорил самому себе: "разве можно верить любви? разве существует она в женском легкомысленном сердце?" "От жены я не стану требовать любви: буду довольствоваться ее верностию, а дружбу приобрету постоянной нежностию, доверенностию и снисхождением". Он принял совет Петра: "надобно тебе, - говорил И. Петр, - пристроиться, пока есть еще время, найти опору в новых связях, вступить в союз с русским боярством". "Свадьба с молодою Ржевскою, - рассуждал И., - присоединит меня к гордому русскому дворянству, и я перестану быть пришельцем в новом моем отечестве". После измены графини Леоноры, "отказавшись навек от милых обольщений, он выбрал иные обольщения, более существенные". По приезде в Россию "мысль быть сподвижником великого человека и совокупно с ним действовать на судьбу великого народа - возбудила в нем в первый раз благородное чувство честолюбия". "Он день ото дня более привязывался к государю, лучше постигал его душу" и проводил "дни однообразные, но деятельные", "окруженный деловыми бумагами". "Россия представлялась И. огромной мастерскою, где движутся одни машины, где каждый работник, подчиненный заведенному порядку, занят своим делом. Он почитал и себя обязанным трудиться у собственного станка".
Критика: Ибрагим, к сожалению, остался недорисованным в неконченной повести. Можно только догадываться по некоторым штрихам, что из него имел выйти один из петровских дельцов - людей хорошо нам знакомых по Нартовым, Неплюевым и др. Это - характеры резкие и жесткие, но хрупкие по недостатку гибкости и потому неживучие: они вымирали уже при Екатерине II. [Ключевский].