Штольц, Иван Богданович ("Обломов")
Смотри также Литературные типы произведений Гончарова
- Уп. л. Отец Андрея, учитель Обломова. Сын немецкого бюргера из Саксонии. "Был агроном, технолог, учитель. У отца своего, фермера, он взял практические уроки в агрономии, на саксонских фабриках изучил технологию, а в ближайшем университете, где было около сорока профессоров, получил звание к преподаванию того, что кое-как успели ему растолковать сорок мудрецов". "Дальше он не пошел, а упрямо поворотил назад, решив, что надо делать дело, и возвратился к отцу. Тот дал ему сто талеров, новую котомку и отпустил на все четыре стороны". "С тех пор Иван Богданович не видал ни родины, ни отца. Шесть лет пространствовал он по Швейцарии, по Австрии и вместе с Рейнгольдом (см.) "пришел в Россию"; "двадцать лет живет в России и благословляет свою судьбу". В Верхлеве, где Ш. был управляющим княжеского именья, завел "маленький пансион". По словам Тарантьева, "приехал в нашу губернию в одном сюртуке да в башмаках, а тут вдруг сыну наследство оставил..." ("Всего тысяч сорок", по словам Обломова); по собственному признанью, у него "есть некоторый капитал". "Дельный и строгий немец, крепкий старик". Провожая сына, окончившего уже университет, говорил: "...Я, вероятно, еще проживу лет двадцать, разве только камень упадет на голову. Лампада горит ярко, и масла в ней много". Как таблица на каменной скрижали, была начертана открыто всем и каждому жизнь" Ш. На жизнь, "даже на мелочи", он смотрел "не шутя", ко всему относился с педантической строгостью. "Он не щадил и в глаза, и за глаза, доннерветтеров" (Обломовых) за то, что они баловали Илью Ильича. Своему сыну дал "трудовое, практическое воспитание". С восьми лет "сидел" с Андреем за географической картой, разбирал с ним Гердера, Вилланда, библейские стихи "и заставлял подводить итоги безграмотным счетам мещан, фабричных и крестьян". Рассказывал сыну "сто раз", "поплевывая, за трубкой", "между брюквой и картофелем, между рынком и огородом", "о жизни в Саксонии". Если сын исчезал из дома и его кто-нибудь притаскивал "выпачканного, растрепанного, неузнаваемого" или мужики привозили "его на возу с сеном, или, наконец, с рыбаками приедет он на лодке, заснувши на неводу" - И. Б. "ничего", "еще смеется". - "Что за ребенок, если ни разу носу себе или другому не разбил? - говорил Ш. "со смехом". Когда однажды Андрей "пропал на неделю", И. Б. "ничего - ходит по саду да курит". - "Вот если б Обломова сын пропал, - сказал он на предложение жены поехать поискать Андрея: - так я бы поднял на ноги всю деревню и земскую полицию, а Андрей придет. О, добрый бурш!" Вернувшегося сына спросил: готов ли у него перевод из Корнелия Непота на немецкий язык", "взял его одной рукой за воротник, вывел за ворота, надел ему на голову фуражку и ногой толкнул сзади так, что сшиб с ног". - "Ступай, откуда пришел, - прибавил он: - и приходи опять с переводом вместо одной двух глав, а матери выучи роль из французской комедии, что она задала; без этого не показывайся!" Когда сын подрос, Ш. "сажал его с собой на рессорную тележку, давал вожжи и велел везти на фабрику, потом в поля, потом в город, к купцам, в присутственные места, потом посмотреть какую-нибудь глину, которую возьмет на палец, понюхает, иногда лизнет, и сыну даст понюхать, и объяснит, какая она, на что годится. Не то, так отправятся посмотреть, как добывают поташ или деготь, топят сало". Он частенько отправлял Андрея одного, в тележке или верхом, с сумкой у седла, с поручением в город; "выслушав отчет Андрея, он давал сыну два-три рубля, смотря по важности поручения". Отлично учившегося Андрея И. Б сделал репетитором "в своем маленьком пансионе"; он "положил ему жалованье, как мастеровому, по десять рублей в месяц" и заставлял в получении "расписываться в книге". - "Добрый бурш будет, добрый бурш!" - говорил И. Б., видя самостоятельные шаги маленького Андрея - "Recht gut, mein lieber Junge!" - хвалил он сына, "трепля широкой ладонью по плечу". Когда же Андрей отказался от всякой посторонней помощи и заявил, что он попробует и "служить, и торговать", и сочинять вместе, "отец захохотал изо всей мочи и начал трепать сына по плечу так, что и лошадь не выдержала бы". - "О! - сказал Ш. про Рейнгольда: - Это.. это..." "Он хотел похвалить, но не нашел слова". - "Ну! - сказал отец" (при прощанье). - "Ну! - сказал сын". - "Все? - спросил отец". - "Все! - отвечал сын". "Они посмотрели друг на друга молча, как будто пронзали взглядом один другого насквозь". "Между тем, около собралась кучка любопытных соседей посмотреть, с разинутыми ртами, как управляющий отпустит сына на чужую сторону". "Отец и сын пожали друг другу руки".
"Он был в университете и решил, что сын его должен быть также там - нужды нет, что это будет не немецкий университет, нужды нет, что университет русский должен будет произвести переворот в жизни его сына и далеко отвести от той колеи, которую мысленно проложил отец в жизни сына". Штольц "сделал это очень просто: взял колею от своего деда и продолжил ее, как по линейке, до будущего своего внука, и был покоен". "Впрочем, он не был педант в этом случае и не стал бы настаивать на своем; он только не умел бы начертать в своем уме другой дороги сыну". "Он мало об этом заботился. Но когда сын воротился из университета и прожил месяца три дома, отец сказал, что делать ему в Верхлеве больше нечего, что вот уж даже Обломова отправили в Петербург, что, следовательно, и ему пора". "А отчего нужно ему в Петербург, почему не мог сын остаться в Верхлеве и помогать управлять имением - об этом старик не спрашивал себя; он только помнил, что когда он сам кончил курс ученья, то отец отослал его от себя". "И он отослал сына - таков обычай в Германии". - "Образован ты хорошо: пред тобой все карьеры открыты; можешь служить, торговать, хоть сочинять, пожалуй - не знаю, что ты изберешь, к чему чувствуешь больше охоты", - напутствовал Ш. Андрея; отправил сына верхом до губернского города. Од дал ему на дорогу сто рублей ассигнациями и велел в городе получить долг или же продать лошадь на ярмарке. Он же распорядился привязать к седлу "две сумки: в одной лежал клеенчатый плащ" и "толстые, подбитые гвоздями сапоги да несколько рубашек из верхлевского полотна, вещи купленные и взятые по настоянию" И. Б., "в другой лежал изящный фрак тонкого сукна, мохнатое пальто, дюжина тонких рубашек и ботинки, заказанные в Москве, в память наставлений матери". Провожая сына, говорил: "До Москвы доехать тебе станет рублей сорок, оттуда в Петербург - семьдесят пять; останется довольно. Потом - как хочешь. Ты делал со мною дела, стало быть знаешь, что у меня есть некоторый капиталец; но ты прежде смерти моей на него не рассчитывай!"