Соломин, Василий Федотович ("Новь")
Смотри также Литературные типы произведений Тургенева
Заведующий бумагопрядильной фабрикой купца Фалеева. Молодой человек. На первый взгляд С. производил впечатление чухонца или скорее шведа. Он был "высокого роста, белобрыс, сухопар, плечист", "жилист". "Лицо имел длинное, желтое, нос короткий и широкий, глаза очень небольшие, зеленоватые, взгляд спокойный, губы крупные и выдвинутые вперед; зубы белые, тоже крупные, и раздвоенный подбородок, чуть-чуть обросший пухом". "Голос у него был сиплый, но молодой и сильный". Походка у него была "развалистая". "Во время тепла его ноздри подпрыгивали и раздувались, и губы шевелились, как бы произнося каждое слово". "Соломин был единственный сын дьячка; у него было пять сестер - все замужем за попами и дьяконами; но он, с согласия отца, степенного и трезвого человека, бросил семинарию, стал заниматься математикой и особенно пристрастился к механике, попал на завод к англичанину, который полюбил его как сына - и дал ему средства съездить в Манчестер, где он пробыл два года и выучился английскому языку. На фабрику московского купца попал он недавно". - "Отец был им очень доволен, называл его "обстоятельным" и только жалел о том, что сын жениться не желает". "Обыкновенно одет он был ремесленником, кочегаром; на туловище старый пиджак с отвислыми карманами, на голове клеенчатый помятый картуз, на шее шерстяной платок, на ногах дегтярные сапоги". В "парадных" случаях надевал "черный сюртук с очень длинной талией, сшитый ему губернским портным; несколько порыжелый цилиндр, придававший его лицу деревянное выражение", "вымытые замшевые белые перчатки, каждый палец которых, расширенный книзу, походил на бисквит". Войдя в этом костюме в пышный дом Сипягиных, "С. нисколько не сконфузился и не испугался". "Он спокойно сидел на кресле, положив обе обнаженные руки себе на колени (перчаток он так-таки и не надел), и спокойно, хотя с любопытством, оглядывал мебель, картины". "Плебей... явный плебей... а как просто себя держит", - думала Сипягина. Она "хотела было заговорить с ним и, к изумлению своему, не тотчас нашлась. "Господи, - подумала она: неужели этот фабричный мне импонирует?" С. "производил такое впечатление, что он, пожалуй, немного скучает, но что, впрочем, он как дома; и что "он" никогда и ни в чем не зависит от "того, как другие". Попробовав быть со своим гостем "aux petits soins", Сипягина скоро заметила, что он "в этих "petits soins" не нуждается и не обращает на них внимания; не груб, а как-то уж очень равнодушен, что весьма удивительно в человеке - du commun". - "Уравновешенный характер, - думал о С. Нежданов, - обстоятельный, прохладный, как говорила Фимушка; крупный человек; сила: знает, что ему нужно, и себе доверяет, - и возбуждает доверие: тревоги нет... и равновесие! равновесие!.. Вот это главное". "Чем больше всматривалась в него Марианна, чем больше вслушивалась в его речи, тем сильней становилось в ней чувство доверия к нему - именно доверия. Этот спокойный, не то чтобы неуклюжий, а тяжеловатый человек не только не мог солгать или прихвастнуть; на него можно было положиться, как на каменную стену... Он не выдаст; мало того, он поймет и поддержит. - М. казалось даже, что не в ней одной, что во всех присутствующих С. возбуждал подобное чувство". "Тому, что он говорил, она особенного значения не придавала", "но как он говорил, как он при этом глядел и улыбался - это нравилось ей чрезвычайно". "Правдивый человек... вот главное! вот что ее трогало!" - "Я бы сказал вам - не стоит благодарности... да это будет неправда, - ответил он благодарившей его Марианне. - Лучше я скажу, что ваша благодарность доставляет мне великое удовольствие". Когда Сипягина выражала ему благодарность за то, что он "согласился пожертвовать частью своего драгоценного времени", С. ответил: "Не так уж оно драгоценно, сударыня; да ведь я и не надолго к вам". - "Я уже за столом смотрел на вас и думал: вот какие у этой барышни честные глаза". "И вас, милая барышня, и его (Нежданова) - я с первого раза полюбил как родных", - говорил он Марианне при первой встрече с нею. - С Неждановым он обходился "особенным образом" (во время первой беседы с ним). "Молодой студент возбуждал в нем участие, почти нежность". Когда Н., во время ночного разговора, "разгорячился и пришел в азарт, С. тихонько встал и, перейдя через всю комнату, запер открывшееся за головою Нежданова окошко... "Как бы вы не простудились, - добродушно промолвил он в ответ на изумленный взгляд оратора". Увидав, что С. улыбнулся, "Марианна поняла, что он немножко подсмеивается над нею, "но его улыбка никогда никого оскорбить не могла". Посмотрев на переряженных М. и Нежданова - С. "вдруг захохотал, да так славно, что не только никто не обиделся, а напротив, всем очень стало приятно". - "Вы, вероятно, г. С., не отдаете себе отчета в том, что вы изволите говорить", - сказал Калломейцев, "язвительно захохотав", С. не переставал улыбаться". "Отчего вы так полагаете, г. Каломенцев? (Калломейцев даже дрогнул, услышав "искажение" своей фамилии). - Нет, я себе в своих словах отчет всегда даю!.." "К. захохотал еще пуще. - Ну, уж извините, милостивый государь; этого я совсем не понимаю". - "Тем хуже для вас. Понатужьтесь... может быть и поймете". С., "почти постоянно улыбался, и улыбка его была тоже какая-то бесхитростная, но не безотчетная, как и весь он". - "Чувства и мысли у него были несложные, хоть и крепкие". Уезжая от Сипягиных, "он размышлял во все время дороги, что с ним случалось редко: качка экипажа обыкновенно погружала его в легкую дремоту". - По словам Паклина, С. "был умен, как день, и здоров, как рыба". "С. слушал, слушал, вникал, покуривал и, не переставая улыбаться, не сказав ни одного остроумного слова, казалось, лучше всех понимал, в чем собственно вся суть". "Решительно, надо попросить совета у этого человека, - думалось Марианне уже при первой встрече: - он непременно скажет что-нибудь полезное". "Он говорил замечательно мало... так мало, что почти, можно сказать, постоянно молчал; но слушал пристально и если произносил какое-либо суждение или замечание, то оно было и дельно, и веско, и очень коротко". Положение дел на фабрике, которою управлял Соломин, "было блестяще". Когда он приехал посмотреть другую фабрику, писчебумажную, "чувствовалось, что он на фабрике как дома, что ему тут все известно и знакомо, до последней мелочи; что он тут хозяин". Когда его фабрику "посетил какой-то важный мануфактурист... он все его (С.) по плечу хлопал и смеялся и звал его с собою в Ливерпуль; а фабричным твердил на своем ломаном языке: "Караша у вас эта! Оу! караша". - "Что Василий Федотов сказал, - толковали фабричные: - уж это свято! потому он всяку мудрость произошел - и нет такого агличана, которого он за пояс бы не заткнул". - Между фабричными и С. существовали хорошие, хотя и не совсем обыкновенные отношения: они уважали его, как старшего, - и обходились с ним, как с ровным, как со своим: "только уж очень он был знающ в их глазах"; и вообще он "хотя с подчиненных и взыскивал - потому что в Англии на эти порядки насмотрелся - но пользовался их расположением: свой, дескать, человек!" - С. "говорил: "ты" одному Павлу, "благоговевшему перед ним", "и то потому, что тот был бы слишком несчастлив, если бы С. вздумал говорить ему "вы". Татьяна "чуть не молилась на С.". "Тебе здесь все покоряются, начиная с Марианны", - с досадой сказал ему Нежданов. "И ведь это правда, - сказала Марианна: - я люблю его, а слушаюсь вас. Он мне дороже, а вы мне ближе". - Марианну, по словам Нежданова, С. "полюбил, как только увидел ее у Сипягина". Уезжая от Сипягина, он раздумывал "что, будь он влюблен, он, С., имел бы другой вид, говорил и глядел бы иначе". Он охранял Марианну, руководил ею своими советами, когда она жила у него на фабрике; подготовлял венчанье ее с Неждановым. Когда Н., умирая, "поручил" Марианну ему, он на следующий же день обвенчался, хотя лишь через год стал ее действительным мужем. - Дворян С. считал "неспособными к промышленной деятельности", "потому что они - те же чиновники". "Лет через 20-30 земля будет принадлежать владельцам без разбора происхождения", "вероятно, по большей части купцам", которые "скупят ее". - "Купец у нас до сих пор - хищник; он и своим-то собственным добром владеет, как хищник... Что будешь делать! Тебя грабят... и ты грабишь". - "А народ - соня"; "разбудить его" "было бы не худо". "В близость революции в России С. не верил; но, не желая навязывать свое мнение другим, не мешал им попытаться и посматривал на них - не издали, а сбоку. Он хорошо знал петербургских революционеров и до некоторой степени сочувствовал им, ибо был сам из народа". Он даже состоял в кружке Василия Николаевича, и его "сам В. Н. рекомендовал своим последователям" и посылал им "циркуляры". - С., выпуская Нежданова "идти в народ", сказал ему: "Действуй на свой страх, как знаешь, - я не препятствую; а фабричных моих не трогай. - Осторожность никогда не мешает, "ась?" - съязвил Нежданов". "С. широко улыбнулся по-своему: именно, брат Алексей; не мешает никогда". Он держался в стороне, не как хитрец и виляка, а как малый со смыслом, который не хочет даром губить ни себя, ни других. А послушать... "отчего не послушать - и даже поучиться, если так придется", - "когда же Нежданов и Маркелов принимались говорить, как приступить, как привести план в действие, С. продолжал слушать с любопытством, даже с уважением, но сам не произносил ни слова". С. "понимал невольное отсутствие народа, без которого ничего ты не поделаешь и которого долго готовить надо - да и не так и не тому, как те". - "Цель у нас с Маркеловым одна; дорога другая", - говорил он. По его словам: "есть две манеры выжидать: выжидать и ничего не делать и выжидать, да подвигать дело вперед". "Постепеновцы до сих пор шли сверху, а мы попробуем снизу". "У нас на фабрике кое-что началось - школы и там прочее... ну - ты испортить можешь", - сказал он Нежданову, запрещая пропагандировать среди своих рабочих. "Мы школу завели при фабрике и больницу маленькую - да и то патрон упирался как медведь". С. заплатил одному старичку, чтобы тот выучил Татьяну грамоте. - "Как вы себе это представляете: начать? - говорил он Марианне. - Не баррикады же строить со знаменем наверху - да: ура! за республику! Это же и не женское дело. - А вот вы сегодня какую-нибудь Лукерью чему-нибудь доброму научите... а недели через две или три вы с другой Лукерье помучитесь; а пока - ребеночка вы помоете или азбуку ему покажете, - или больному лекарство дадите... вот вам и начало". "По-моему: шелудивому мальчику волосы расчесать - жертва и большая жертва, на которую немногие способны". - "В возможность близкого восстания С. не верит (в близость революции) - говорил Нежданов, - да это ему и не нужно; он спокойно подвигается вперед. Человек, который идет по дороге в город, не спрашивает себя: да существует ли, полно, этот город. Он идет себе да идет. Так и С.". "Настоящая исконная наша дорога, - говорил о нем Паклин, - там, где Соломины, серые, простые хитрые Соломины". "Это - крепкие, серые, одноцветные люди": "Они-то вот и суть настоящие. Их сразу не раскусишь - а они настоящие, поверьте; и будущее им принадлежит". "Ведь у нас до сих пор на Руси как было: коли ты живой человек, с чувством, с сознанием - так непременно ты больной. A у С. сердце-то, пожалуй, тем же болеет, чем и наше, и ненавидит он то же, что мы ненавидим - да нервы у него молчат - и все тело повинуется как следует. Значит: молодец! - Помилуйте: человек с идеалом - и без фразы; образованный - и из народа; простой - и себе на уме... Какого вам еще надо?"
Критика: 1) "С. - главное лицо едва очерчено", - писал сам Т. ("Письма", стр. 309), по выходе первой части романа.
2) С. - совершенная противоположность Нежданова, хотя, как и он, не верит в планы своих товарищей. Он - натура цельная, здоровая, спокойная, "уравновешенная". Он любит народ, болит его болями, скорбит его скорбями; но будучи уверен, что увлечь народ планами насильственного переворота невозможно, довольствуется "школами и прочим" на фабрике, где служит, а, в конце концов, "свой завод имеет небольшой, где-то там в Перми, на каких-то артельных началах". В общей картине этот человек как частность мог бы занять подобающее ему место. Такие люди бывают. Их душевная жизнь представляет значительный интерес. Посмотрите же, что сделал из С. Тургенев. Желая придать его деятельности очень простой и очень скромной (как должен сознавать сам С., если он, действительно, "умен как день"), многозначительный и даже несколько таинственный характер, он делает из него туманную фигуру, какой-то ходячий, олицетворенный совет. С. берется всем советовать, и все его советов слушаются. Сам автор устами Паклина советует слушаться советов С. Но ведь чтобы советовать, надо знать дело, а Тургенев его не знает, следовательно, и подсказать С. может только очень немногое. Оттого и туманна фигура С. и даже совершенно неправдоподобна. Он, по рекомендации автора, человек честный, прямой, не виляющий, а между тем постоянно виляет, то есть его заставляет вилять сам же автор, стоящий в фальшивом положении". [Н. Михайловский. Соч. "Записки Профана"].
3) По мнению Овс.-Куликовского, ни в Соломине, ни в Марианне нет ничего трагического потому, что это натуры ясные, уравновешенные, чистые души, золотые сердца, - что ни в запросах их ума, ни в глубине их души нет внутреннего разлада, нет ничего "самоломанного". Цель жизни им ясна. Они знают, чего хотят, что им нужно, и будут вполне счастливы, если им удастся устроить свою жизнь в духе своих заветных стремлений. Но они счастливы и в самых поисках, и если бы им пришлось среди этих исканий погибнуть, они бы умерли с покойной совестью, с отрадным сознанием, что хотели добра, стремились к хорошему и - зла не делали. Внутренний мир - вот то довольно редкое для людей неограниченных счастье, которым, по самой натуре своей, обладают и С. и Марианна и которого лишен Базаров. И вот почему в "прохладной" и мужественной душе Соломина - нет трагедии, как нет ее и в страстной женственной душе Марианны... Созерцание этого художественного образа должно было доставлять Т. большое душевное удовлетворение, все равно как если бы он в самом деле встретил такого человека. Ибо это - тот самый человек, которого Т. искал и для себя лично, и для России. Не подлежит ни малейшему сомнению, что Т. в самом деле был убежден в необходимости для России деятелей соломинского типа... С. нашел, полюбил и оценил Т.-гражданин. Но и лично, как человек, Т. нуждался в С: он находил в нем гармоническое восполнение себе. Дворянин и барин, немножко баловень, немножко дилетант, Т. встречал в Соломине лучший образец "народного" человека, закаленного в суровой школе трудовой жизни. Сам умница, но умница-художник, теоретик, идеалист, Т. находил в С. умницу-практика, реалиста, представителя прикладного - в обширном смысле - труда. Сам лишенный инициативы и неспособный к действию, натура по преимуществу созерцательная, художник видел в Соломине отрадный пример деятеля-нефантазера, который не только знает, что можно и должно делать, но и умеет делать это. Наконец, художник-мыслитель с душою, столь доступною мировой скорби, с умом, терзаемым противоречиями бытия, находил душевное успокоение в общении с натурою, которая при своеобразной возвышенности и глубине чужда этим вопросам и скорбям и берет жизнь, как она есть, не мудрствуя лукаво и сама ничуть не становясь оттого пошлою. Пессимисту отрадно было отдохнуть от своих душевных мук на созерцании - на усвоении себе здорового, светлого оптимизма, представляемого Соломиным. Не знаю, имел ли Тургенев для изображения Соломина в своем распоряжении "натуру" (как для Базарова), - встречал ли он людей соломинского типа. Но несомненно одно: отдельные, разрозненные черты этого типа хорошо были известны ему: он их неоднократно мог наблюдать в великорусском народе. Так называемая "сметка" и "себе на уме", характерная черта великоросса, немного идеализированная, расширенная, облагороженная образованием, легко претворяется в ум С. Способность и любовь ко всему прикладному, техническому, практический смысл, наконец, своеобразный деловой идеализм - все это народные великорусские черты, и С. - верный их представитель". [Овс.-Куликовский: Этюды о Т.]. "Романическая роль Соломина не представляет психологического интереса. Доброе сердце, ясная энергическая мысль, непреодолимая сила воли - все это основные черты идеального героя для тургеневской женщины, и Марианна совершенно естественно идет за Соломиным, как Елена пошла за Инсаровым. Гораздо сложнее вопрос о Соломине как общественном деятеле, как о выразителе известных общественных политических взглядов. На этой стороне прежде всего была сосредоточена творческая работа автора, потому что Соломин должен воплотить в своей личности положительные стремления сильнейшей и разумнейшей части русской молодежи". По мнению критика, "на шаткой почве построена роль С., неопределенны и часто двусмысленны черты, составляющие замечательную личность "главного героя". Таков может быть результат двух причин: или автор, всегда творивший на основании наблюдений, не имел пред глазами достаточно яркого и совершенного прототипа, или не успел свои наблюдения и идеи слить в цельный живой образ". (И. Иванов. Турген.). С приведенными выдержками любопытно сопоставить мнения критиков "Русского вестника" и "Московских ведомостей". Критик "Русского вестника", г. Авсеенко, недоумевает, почему личность С. "производит самое приятное впечатление", так как автор дает слишком мало для определения нравственной личности С. По мнению критика, "этим не определяется главная черта таких людей", как С. Мы думаем, что преобладающее свойство С. - самоуверенное, самодовольное, наглое бездушие, - бездушие грубой натуры, наделенной здоровыми кулаками и захватившей кое-какое значение в своем тесном околотке; бездушие человека, с наслаждением повторяющего себе каждую минуту: "я, мол, не пропаду; все вы пропадете, а я пробьюсь, потому кулачищи у меня вона какие, и плевать мне на все ваши церемонии"; наконец, бездушие человека, который по натуре и образованию неизмеримо ниже других людей, но который схватил практическую сторону жизни и в силу этого единственного превосходства действует так, как будто будущее принадлежало ему. Обратите прежде всего внимание на отношение С. к пресловутой русской революции. Он не верит в нее, но сочувствует революционерам, потому что "сам из народа". Да разве это возможно? Если он сохранил связь с народом - хотя бы в том смысле, в каком сохраняют ее деревенские кулаки и мастаки, - то разве может он сочувствовать тому, где нет народа, тому, чего не хочет и не понимает народ?" Не признает в С. "настоящего героя" и Говоруха-Отрок. "Не говоря уже о Лаврецком, не говоря даже о Рудине - в Чулкатурине, и в том больше великодушия, благородства, возвышенности чувства и мысли, чем в С. Ведь пред Лаврецким и Рудиным С. покажется хамом и ничем больше; ведь Лаврецкому и Рудину он годится в расторопные управляющие - и только; ведь в Левине (Анна Каренина) он, вероятно, сразу бы возбудил то гадливое чувство, которое возбуждает в нем кулак, приезжающий покупать лес у Стивы Облонского". [Ю. Николаев. (Г.-Отрок). Тург.].