Голушкин, Капитон Андреевич ("Новь")
Смотри также Литературные типы произведений Тургенева
Купец, лет 40. - Вдов. Бездетен. - "Довольно тучный и некрасивый, рябой, с небольшими свиными глазками", "говорил очень поспешно", "торопливо шепелявил", "как бы путаясь в словах". "Как только приходил в некоторый азарт, говорил о себе, как маленькие дети, в третьем лице" - при этом он постоянно "размахивал руками, ногами семенил, похохатывал и вообще производил впечатление парня дурковатого, избалованного и крайне самолюбивого". Г. был "сын разбогатевшего торговца москательным товаром - из староверов федосеевцев. - Сам он не увеличил отцовского состояния; он был, как говорится, жуир, эпикуреец на русский лад и никакой в торговых делах сообразительности не имел", "книг Г. не читал, но ученые выражения запоминал отлично". Вместо слова "в оппозицию" он "прежде говорил "позицию" просто, но потом его научили". Гости застали его "в кабинете", где он, "облеченный в долгополое пальто с сигарой во рту, притворялся, что читает газету". - "Сам он почитал себя образованным, потому что одевался по-немецки и жил хотя грязненько, да открыто, знался с людьми богатыми, и в театры ездил, и протежировал каскадных актрис, с которыми изъяснялся на каком-то необычайном, якобы французском, языке". "Жажда популярности была его главною страстью: греми, мол, Голушкин, по всему свету! - То Суворов или Потемкин, - а то Капитон Голушкин"; при новых людях "он робел и конфузился". "Смотри, брат Капитон! не ударь лицом в грязь!" - было его первой мыслью при виде каждого нового лица". "Эта же самая страсть, победившая в нем прирожденную скупость, бросила его, как он не без самодовольства выражался, в оппозицию, свела его с нигилистами". - Г. заискивал перед этими "молодыми передовыми людьми". Встретясь в первый раз с Неждановым, Г. начал "расписывать самого себя, что он, мол, из самодуров вышел давно, что он хорошо знает права пролетариев (и это слово он помнил твердо), что хотя он, собственно, торговлю бросил и занимается банковскими операциями - для наращения капитала - но это только для того, чтобы капитал сей в данную минуту мог послужить - в пользу... в пользу общему движению, в пользу, так сказать, - народу"; "что он, Голушкин, в сущности презирает капитал!" - начал говорить "о Василии Николаевиче и его характере", "о необходимости про... па... ганды", "сперва опять принялся бранить кого-то, а потом хвалить молодежь: какие, дескать, теперь умницы пошли! У-умницы! У!" "Постепеновцев" они отвергали. "Не нужно, к черту! Не нужно, - рьяно подхватил Г: - надо разом, разом". "Какие полумеры! - вскричал Г., внезапно переставая смеяться и принимая свирепый вид: - тут одно, с корнем вон! - Васька пей, с-ъ с-ъ!" Когда, под влиянием винных паров, в беседе "завертелись, толкая и тесня друг дружку, всяческие слова: прогресс, правительство... организация, ассоциация и даже кристаллизация! - Т., казалось, приходил в восторг именно от этого гама: в нем-то, казалось, и заключалась для него настоящая суть... Он торжествовал! - Знай, мол, наших! Расступись - убью!.. Капитон Г. едет!" "Г. внезапно поднялся и, закинув назад свое побагровевшее лицо, в котором к выражению грубого самовластия и торжества странным образом примешивалось выражение другого чувства, похожего на тайный ужас и даже на трепетание, гаркнул: "Жертвую еще тыщу! - Васька тащи!" "…Да, тыщу рублев! Что Капитон Голушкин сказал, то свято!" И он вдруг запустил руку в боковой карман. "Вот они, денежки-то! - Нате, рвите; да помните Капитона!" "Высказывал Г. самые крайние мнения, и все сходило ему с рук: потому, - говорил он, - у меня всякое, где следует, начальство закуплено, всякая прореха зашита, все уши завешены". Губернатор, по его мнению, "осел". Но "решительно нельзя было понять, чем он, Г., больше доволен: тем ли, что его принимают у губернатора, или же тем, что ему удалось ругнуть его в присутствии молодых передовых людей". Г. бранил всех землевладельцев в губернии за то, что в них не только нет ничего гражданственного, но даже собственных интересов они не чувствуют... Только - чудное дело! Сам бранится, а глаза бегают, и видно в них беспокойство". "За наше... наше пред-предприятие!" - воскликнул Г., мигая при этом глазом и указывая головою на слугу, как бы давая знать, что в присутствии чужого надо быть осторожным". Г. "налил шампанское и, наклонясь к уху Нежданова, шепнул: за республику!" От него "как от козла, ни шерсти, ни молока", - сказал Соломин. "Ну, шерсть-то будет, - заметил угрюмо Маркелов. Он вот деньги обещает..." В доме Г. жило "много разной челяди и приживальщиков". Он держал их "опять-таки из популярничанья, да чтоб было над кем командовать и ломаться". "Мои клиенты", - говорил он, когда желал пустить пыль в глаза". Не подозревая, что Паклин глумится над ним, "он полагал, что это - малый простой и что его можно "третировать" свысока... Оттого-то он ему и понравился, между прочим". Г. "трунил над собственным староверством, ел в пост скоромное"; как "человек, стоящий на высоте европейского образования, хотя и старовер, он придерживался французской кухни, и повара взял из клуба, откуда выгнали его за нечистоплотность". Г. "играл в карты и шампанское пил, как воду". Когда его "прозелит", "дурковатый приказчик, выдал Г. и его арестовали", "он, в свою очередь, стал выдавать всех и все, выразил желание перейти в православие, пожертвовал в гимназию портрет митрополита Филарета и препроводил уже пять тысяч рублей для раздачи увечным воинам". "Ну, этот революции не сделает. Так на коленках и ползает", - говорил о нем губернатор. Г. "чуть с ума не сошел от ужаса и тоски". За "чистосердечное раскаяние" его "подвергли легкому наказанию".
Критика: 1) Михайловский задает вопрос: "как такие серьезные и умные люди. какими автор желает представить Соломина и отчасти Нежданова, могут, Бог знает зачем, проводить время с "блаженными" Фомушкой и Фимушкой, пьянствовать с глупцом и негодяем Голушкиным, болтать при этом совсем неподходящие вещи в присутствии совершенно незнакомого голушкинского приказчика, который потом и оказывается предателем. Неужто даже у умниц не хватает смысла понять, что рекомендация Голушкина очень мало надежна? Но такова уж сила глупости всех изображаемых г. Тургеневым поступков, что, как только начнут люди "поступать", так и распространяют кругом себя заразу глупости. И все это только потому, что глупых легко рисовать... [Соч. т. 4 "Записки Профана"].
2) Авсеенко в Русск. вестн. [1877 г. № 2] называет фигуру Г. "крайне рискованной": может быть, в действительности нашим революционерам и случалось завербовывать подобные личности, а может быть, и нет; по крайней мере, в известных политических процессах они не фигурировали и, по нашему личному впечатлению - Голушкин, в особенности как старообрядец, неправдоподобен".
3) Наоборот, Буренин характеристику Г. относит к числу "блестящих и остроумных". Г., по мнению Б., один из "комических деятелей", и "в нем отражены автором комические черты российского агитаторства".
также Ткачов ["Дело" 1877 г., № 2] (отрицательная характеристика) и Незеленов "Тург.".